В. Стоянов - Такие разные дороги жизни

– Да? Может быть, ты со мной еще и русским языком займешься? – спросил парень. – Я тебя в румынском подтяну, ты меня по-русски научишь.

Эля улыбнулась.

– Зачем мне нужен румынский. Он мне явно никогда не пригодится. Заблуждается твой папа, русские никогда не допустят румын в Одессу, – мягко проговорила она, и положила ладонь на его руки. – А тебе, конечно, я помогу. Ты приходи, Боря. И русским позанимаемся, главное, не бросай музыку. Ты очень талантливый. На слух ловишь очень сложные пассажи.

И Борис опять начал вечерами приходить в дом к Элиным родителям. Мать его воспринимала, как доброго товарища дочери, привечала его. Отец редко видел его в своем доме, Борис всегда старался уйти до того, как отец Эли возвращался с работы.

Весна в Одессе наступает рано. Море еще по-зимнему шумит, а по улицам разливается тепло, цветут акации и каштаны. К выпускному вечеру Эля и Борис готовились втайне от одноклассников. Мало кто из учителей знали, какое именно произведение они хотят сыграть на выпускном вечере. Эля с Борисом решили сыграть «Неаполитанский танец» Чайковского, а если вызовут на «бис», еще и Брамса. Седьмой класс считался выпускным. Готовились самозабвенно, всем соседям давно уже надоел и Чайковский, и Брамс, они спрашивали мать Эли:

– Та кода ж ваша девочка поедет играть на нервы в Киев або даже дальше?

– Потерпите, немного осталось, – виновато улыбалась мать.

Из уважения к отцу инженеру соседи не проявляли явного неудовольствия.

И все же сыграть на выпускном вечере им не удалось. Как-то так случилось, что после экзаменов вечер отложили, а там стало уже и не до вечеров.

Известие о начале войны ошеломило многих, трудно было поверить, что в этот теплый летний день где-то гремят орудия, гибнут люди. На СССР вероломно напала Германия, а на Бессарабию обрушились немецкие и румынские войска. Одесса в первый день замерла, шли разговоры, что война ненадолго, это вовсе и не война, а военный конфликт на границе, который быстро затихнет. Однако уже на второй день стало известно, бомбили все приграничные города, и даже Киев. Одесские жители не сразу ощутили ужасы войны. Строили оборонительные укрепления, призывные пункты работали чуть ли не круглые сутки, город притих, объявили комендантский час. Началась эвакуация немногих предприятий, в городе военных заводов не было, эвакуировали гражданское население, ценности из музеев, документы партийных и силовых органов. И только через месяц на город посыпались бомбы из пролетающих немецких бомбардировщиков. Люди вначале не поняли, с любопытством смотрели на завывающие незнакомые силуэты самолетов. Только когда бахнуло, посыпались стекла и осели два дома, люди кинулись врассыпную. С черноморских кораблей ударили пушки, все загрохотало, заволокло дымом и пылью, люди окончательно поняли: в их дом пришла война, которую на границе не остановили. В газетах, листовках и по радио сообщали: дунайская флотилия ведет героическую оборону советских рубежей. «Не отдадим ни пяди советской земли!» – гласили листовки. В газетах писали, как мужественно сражаются советские солдаты, наши самолеты бомбят румынскую Тульчу, Галац. Жители приграничного Измаила держат оборону от превосходящих сил противника. К военкоматам и сборным пунктам по-прежнему шли мужчины разных возрастов. Отец Эли неделю назад уехал в командировку на восток, за день до начала войны он звонил, справлялся о здоровье мамы, Элиной бабушки, которая накануне заболела. А теперь, когда прошло три дня, о нем ничего не слышно. Эля спрашивала маму, как им быть, если война придет в Одессу: уезжать или оставаться? Родители Эли до последнего надеялись, что приедет муж и решит, как им поступить. Тринадцатого августа из Одессы на восток ушел последний эшелон, муж и отец не появился. Ждали, и не дождались.

– А как же папа? – говорила мама, все оттягивая отъезд. – Он приедет, а нас нет.

– Его же могут мобилизовать на фронт? – выстраивала догадки Эля.

– И не звонит… – вставляла с горечью бабушка.

– Мама, линия перегружена военными, тут не до частных разговоров, – оправдала мужа мать. – Вряд ли его мобилизуют. Он инженер, он нужен здесь, на заводе. Война в Одессу не придет. Все закончится на границе, – уверено говорила мать. Однако связь с остальным миром прервалась, только военные по своим каналам могли дозвониться в Киев или Москву. Всех трудоспособных жителей мобилизовали на рытье траншей и окопов. Строили линию обороны. Мать Эли мобилизовали, несмотря на ее слабое здоровье. Элю тоже хотели отправить на рытье противотанковых траншей, посмотрели на ее хрупкое существо, мать настаивала на другой для нее работы, поскольку девочка пианистка и ей нужно беречь пальцы. Элю отправили на курсы санитарок, одновременно учили стрелять из винтовки и метать гранаты. На случай, если придется обороняться всем городом. Винтовка тяжелая, Эле едва хватало сил передернуть затвор. С гранатой управляться легче, выдернул кольцо и кидай подальше от себя в сторону противника. Однажды она кинула, да не докинула. Граната ударилась в бруствер и скатилась назад в окоп. Хорошо, что граната учебная, инструктор долго ее материл, подобных слов Эле ранее слышать не приходилось. Зато перевязывать раны она научилась быстро. Однажды мать вернулась со строительства оборонных траншей на вторые сутки. Бабушка и Эля извелись от неизвестности. Когда она появилась на пороге вся в глине и болотной жиже, измученная, и как то враз постаревшая, они кинулись к ней с расспросами, подозревая, что румыны прорвали оборону. Едва мать пришла в себя рассказала:

– Ой, мы там такое пережили, – прижала она руки к груди. – Недалеко от нас высадился немецкий десант в форме красноармейцев. Мы поначалу думали: наши! Прибыли нам на подмогу. А они как начали расстреливать всех вокруг, тут только красноармейцы и смекнули: дело не чисто. Мы все в грязь попадали, накануне дождик прошел, кому-то не повезло, погибли не на передовой. Десант, конечно, уничтожили, страху натерпелись, упаси Господи!

Борис не приходил, стало не до музыки. Эля встретила его на «Привозе». Он помогал дяде в лавке.

– Ты воевать пойдешь? – спросила девушка. – Ты же хотел быть военным. Как раз выпал случай проявить себя. Потом легче будет поступить учиться дальше.

Борис замялся.

– Я ходил в военкомат, меня не взяли, – неуверенно проговорил он. – Сказали, нет восемнадцати. Велели погулять. Мне в декабре исполнится восемнадцать, – напомнил он.

В разговор вмешался дядя, он стоял у двери, подозрительно смотрел на девушку:

– Какой из ёго вояка, пусть сопли утрёть вначале! – зло проговорил он. – Да и против кого воевать?! Ладно бы то немцы! А то румыны! Они нам не чужие! – смело заявил он.