Сергей Васильцев - Право на одиночество. Часть 1

– Ладно. Допустим. Знала. Хорошо. Звонит. Никто не отвечает. Выводы? Ты в пути. А вдруг авария? Тьфу!… Типун мне на язык. Так вот, улетит или нет?

– Улетит, – обреченно выдохнул я.

– Ну, улетит. Хорошо. (Хотя я люблю тех, кто остается. С ними спокойней как-то.) Улетит. А ты следом. Билеты перекинешь и порядок. Телеграмму отбей. Соври что-нибудь. На аварию сошлись. Не в милицию же потянет… Являешься, и что? Опять варианты: «Милый, как я рада, что мы, наконец, вместе!» Или: «Какого ляда приперся?! Мог бы и совсем дома оставаться!» На последнюю, даже если любишь, всю жизнь угробить придется. О себе забудь! Хотя я даже в лучшем варианте в размышления бы подался… Страсть – штука проходящая… Ну вот и прикатили.. Не надо сверху. Не люблю я на неприятностях подниматься. И не дергайся так. Все равно минута, другая сейчас роли никакой не играет.

Действительно, табло, нависавшее над залом ожидания, безлико констатировало, что мой самолет уже в воздухе. КОНЕЦ. Последняя надежда растаяла, когда я пробежал сквозь ряды мельтешащих пассажиров и не увидел никого у выхода к самолетам. А что еще могло быть? Я вспомнил сочувственно улыбающееся лицо моего давешнего водителя и погнал от себя всякие мысли. Менять билет. Быстрее, быстрее. Я все-таки продолжал себя накручивать. Ну что ж. Сдать билет, если не считать потерянных процентов, труда не составляло. А вот купить!

– Молодой человек, отпускной же сезон. При деньгах нынче много появилось. Спрос большой… Только послезавтра утром. Попробуйте из брони. Может и получится. Нет, нет, не могу. И никакой Вашей благодарности не надо…

– Ладно… Конечно, я не депутат Государственной думы. Что же делать? – Я достал путевку. Нашел адрес и пошел отбивать телеграмму. Готово. Теперь на железную дорогу. Может там выйдет? Вышло. Новые русские не любят поезда, особенно плацкартные вагоны. После часового стояния в очереди, страсть к которой у нашего народа не смогло выбить даже строительство нового, по последним мировым стандартам, кассового комплекса, я поимел билет на балет – боковую верхнюю полку в плацкарте. По деньгам выходило то на то. Но вот по времени!.. Два дня опоздания. Много это или мало?

Тем не менее, я двигался, ехал спасать свою счастливую жизнь такой, какой ее тогда представлял. Оставалось еще пара часов, и можно было немного отвлечься. Московский вокзал не слишком подходящее для этого место. Только вспомнил о голоде и купил себе гамбургер с пивом, ко мне подвалил классический бомж и начал хрипеть, что не ел три дня. Запах местного клозета, пота и еще чего-то невообразимого моментально покончил с моим аппетитом. Осталось только всучить ему мой завтрак (он же обед) практически не притронувшись. «Лучше было бы по роже отвесить, – проплыло в голове, – приперся гад. Я ведь к нему не лезу…» Честно говоря, мне всегда было больше жаль шелудивых псов и ободранных кошек. Люди сами виноваты. Только вот в чем?

Я повернулся и отправился к камерам хранения. Все-таки еще два часа оставалось. Невский шумел совсем рядом. И там, а лучше – в ближних закоулках, всегда можно для себя что-нибудь найти. Отгородиться от грязи этой жизни платой за вход – элементарное правило. Чем выше плата, тем меньше грязи. Дальше появляется грязь другого свойства, но ее так сразу не разглядишь. Это аксиома. Скользи по краю и можешь остаться не при чем.

Небольшое кафе было почти пустым. Уютный полумрак и тихая музыка. Прохлада помещения давала возможность отдышаться. Кайф. Порция мяса с поммес фритес – картошка жаренная ломтиками в масле теперь так называется. Стакан апельсинового. Все что надо для жизни усталому страннику. «Тоже мне, Чайльд Гарольд выискался». Тем не менее, я начал набивать живот и несколько отвлекся от сволочных мыслей, мечущихся от заурядного самобичевания до банального вопроса: «Что же будет?»

Интерьер кафе действительно отличался изысканной простотой и отменным вкусом. На окнах неброские гардины. Темная мебель, стилизованная под закат русского ампира. Несколько темных картин на пастельных тонов стенах. Не было ничего аляповатого и броского. Прямо передо мной висело «Вечернее кафе» Ван Гога. Копия мастерски передавала постепенное схождение с ума, которое так и плыло с оригинала. Художник выдавливал зрителя за пространство комнаты. Гнал из этого мира простым предложением побыть вдвоем. Вдвоем с его, художника, самосознанием, с этой пустой комнатой, обремененной билиардом или… Или просто с самим собой. Последнее предложение было самым немилосердным. Шаг вперед, два щага вниз.

В углу за маленьким столиком сидели две дамы в шляпках, закрывающих лица. Тонкие пальцы. Грация движений. До меня долетали сложные запахи дорогих духов и обрывки фраз, постепенно складывающиеся в диалог.

– Дорогая, Кирилл – это ангел. Мне рассказывала кузина Мари. Она встречалась с ним у принца Ольденбургского. Все говорят, что он похож на Александра Благословенного. И судьба та же. Он должен спасти Россию. К дамам подошел высокий плотный человек, штатский костюм которого скорее подчеркивал его военную выправку. Я увидел, как одна из собеседниц вынула из сумочки бриллиантовое кольцо и передала подошедшему. Тот внимательно осмотрел бриллиант, определяя стоимость.

– Это подарок Пьера, – сказала дама, – но что делать…

– Ужасно, ужасно, – всхлипнула ее подруга.

Я слушал их разговор и запутывался все сильнее. Что, где, когда. И без всякой игры. Или я присутствую на съемках какого-то пореволюционного фильма. Или? На этом последнем «или» понятие мое совершенно заканчивалось. «Где это я? Провалился во времени… Чушь. Если бы в него было так легко провалиться, куча народу только этим бы и занималась. Клуб любителей старой словесности. Тоже как-то не похоже». Взглянул на циферблат. Пролетело часа полтора. Давно пора отчаливать. Я расплатился и ринулся на вокзал, оставив за плавно закрывшейся дверью все загадки сегодняшнего дня.

Поезд уже стоял под посадкой. Вот и вагон. Проводник куда-то слинял. И бес с ним. Размещаться можно. И порядок. Люди уже толклись в проходе и забивали багаж в свои отсеки. Провожающие, отъезжающие и совсем отъехавшие. «Гриша, ты обязательно пиши. И привет всем нашим передавай!» «Педерам!» Передаст обязательно. Куда денется.

Вторая полка, даже если в проходе, все равно неплохо. По меньшей мере, можно забраться наверх и проваляться весь день, глядя в окно. А что еще остается? «Вся жизнь – предчувствие…» Может быть. Но сегодня я скажу: «Дудки!» Вся жизнь – ожидание. Пусть даже и не все время ждешь, но когда ждешь, она, эта жизнь тянется особенно отчетливо. И с беспощадной ясностью понимаешь, как долго длится ожидание, и как быстро проходят все положенные сроки. Сколько сроков мне еще отмерено?