Маша Фокс - 8 лет до завтра

Я пробралась к выходу на крытую веранду. Там на плетеных диванчиках сидели несколько гостей, но основная масса народу толклась в зале. Для порядка и понимая, что в саду им делать нечего, выглянула в сад. В парке тоже прогуливался кто-то из гостей, но никого похожего на толстячка Карлсона в компании Амура не обнаружилось. Вернулась в дом. Подергала ручку двери в админ-крыло, но оно, естественно, было заперто. Оставался второй этаж. Поднимаясь по лестнице, я вся превратилась в слух, но внизу так шумели, что я все равно ничего бы не расслышала. Зал с тренажерами – на замке. Дверь в крыло с номерами – открыта настежь, как бы приглашает – заходи кому не лень. Вхожу в темноту коридора. Почему-то боковые бра у дверей каждой из шести комнат не горят, а только в самом конце коридора мерцает пожарный светлячок. Ковер заглушает шаги, и я тихо продвигаюсь от двери к двери, прислушиваясь. А к чему я, собственно, прислушиваюсь? Какое я имею право? Ия – взрослая женщина и имеет право на личную жизнь! Что за идиотская игра в сыщика-шпиона? Стыдоба! «Пошла вон отсюда!» – командую я себе, резко разворачиваюсь и плечом задеваю дверь в одну из комнат. Она тихо, с легким шелестом приоткрывается. Инстинктивно я в нее заглядываю. В комнате темно, но видны очертания широкой кровати, стоящей изголовьем к окну, столик рядом с ней и кресло. В кровати пара тихо занимается любовью. Я не вижу мужчины – он лежит на спине, его нога, обутая в сандаль-котурну, свисает с постели. В свете, льющемся из окна, стройный силуэт женщины ритмично гарцует на нем вверх-вниз, вверх-вниз. Развевающийся хвост ее прически и шест его пениса напоминают картину карусели. Вверх-вниз, вверх-вниз. Мне становится стыдно за такое бесцеремонное подглядывание, и я стараюсь так же тихо, как и вошла в этот мир интима, ретироваться из него. Но… Мой взгляд падает на кресло, и я вижу в нем… Ию. Она сидит почти на краю. Проклятый пропеллер не дает ей откинуться на спинку, но это и не важно. И без преграды между ее спиной и спинкой кресла все ее тело подалось вперед, к кровати. В этой мизансцене она не зритель, она участник. А я? Что я тут делаю?

Боже! Какой стыд! От ужаса я громко вздыхаю. Ия оборачивается на шум, и мы встречаемся глазами… Свет из окна играет на влажных телах любовников, и они бесшумно, как в немом кино, продолжают свою скачку.

Я проснулась и лежу, глядя в потолок. Надо встать, спуститься на кухню и встретиться после вчерашнего с Ией.

– Маша, Мариииия, – голос снизу зовет меня, – тебе кофе или какао?

– Кофе, пожалуйста, а сливки у нас есть?

– Есть, все готово, иди скорее.

– Иду, иду, – на ходу накидываю кимоно.

Ия в хорошем настроении. На ней пестрый фартук поверх велюрового спортивного костюма. Она снимает с плиты сковороду с пушистым омлетом.

– Я добавила туда лук, ты не возражаешь?

– Нет. Мне все равно. Я не голодна.

– А у меня, знаешь ли, секс и травка всегда вызывали отчаянный аппетит. Я опять таращусь на нее, как будто вижу впервые:

– Так вы еще и курнуть успели?

– Не «еще», а «только и всего».

– Аааа, то есть секса не было.

– Слушай, Маша, сюда, – ее голос вдруг приобретает оттенок стали, – я, кажется, тебе с самого начала сказала – не выношу ханжества. Ты приперлась, куда тебя не звали, увидела то, что не предназначалось для просмотра в твоем кинозале, и еще пытаешься это как-то комментировать? Деньги моей дочери не дают тебе на это ни-ка-ко-го права, пОняла? Как говорят твои соотечественники – love it or leave it 4 4 Love it or leave it (англ.) – Не нравится – не бери. , – и уже совсем другим тоном. – Ешь, а то остынет. Кстати, мы молодцы – мой Карлсон все-таки взял первый приз. Жалко, ты убежала. Как кисейная девочка прям. Что ты, хуя в своей жизни не видела, что ли?

За месяц с Ией я уже ко многому привыкла, но её способность вдруг, на ровном месте материться каждый раз застает меня врасплох.

Мы снова в гостиной. Сегодня дождит. Жратвы Ирка, как всегда, наготовила на Маланьину свадьбу.

– Иечка, напомните, что там ваш Кастанеда рекомендовал в разделе «практика контролируемой глупости». Это когда вы относитесь к тому, что делаете, осознанно и легко? Да?

– Да. Именно так. И именно ЭТУ практику очень важно освоить, чтобы выживать в нашем мире без комплексов и депрессий. Видишь ли, Маша, в народе принято насмехаться и смотреть свысока на «шалости» стариков. Но, если дети играют «как будто» или «понарошку» во взрослую жизнь – девочки в дочки-матери, врачей, учителей, мальчики в летчиков, шоферов, – то есть примеряют на себя свое будущее, мы только умиляемся и хлопаем в ладоши, а когда старый человек на исходе жизни хочет наверстать «недополученное» в прошлом – он сразу же получает клеймо «старческий маразм».

– То есть вы хотите сказать, Ия, что за оставшиеся вам – кто знает сколько лет – вы хотели бы наверстать то, чего у вас не было в прошлых восьмидесяти годах вашей жизни?

– Да. Именно этого я и хочу. А что тут предосудительного или криминального? Вот у вас, Маша, например, был опыт любви втроем? Или опыт однополой связи?

– Нет.

– Вы когда-нибудь ездили в Питер в конце мая с одной целью – походить там по ночным крышам?

– Нет.

– Вы когда-нибудь купались в фонтане?

– Нет.

– Ездили на лошади?

– Да, да. На лошади ездила, – я, как девочка, вдруг обрадовалась узнаваемому, – в колхозе, куда нас отправляли на втором курсе собирать картошку. Мне наш бригадир однажды дал. Я потом два дня не могла ноги вместе поставить.

– Вот, видите. У вас был опыт и вы его помните, и даже не на уровне головы, а на уровне чувств. Вы до сих пор помните эту боль в ногах.

…Внезапно нас охватило невероятное веселье, и мы затеяли совершенно детскую игру составления списка желаний. Все желания должны были начинаться со слов: «Я никогда не пробовала…»

– Я никогда не пробовала… летать на воздушном шаре.

– Я никогда не пробовала… «Кровавую Мэри».

– Я никогда не пробовала… учиться стенографии.

– Я никогда не пробовала… играть в казино.

– Я никогда не пробовала… носить платье с кринолином.

– Я никогда не пробовала… быть шофером автобуса.

– Я никогда не пробовала… стать живописцем.

– Ага… а я пробовала, – Ия буквально подскакивает на диване, – я же закончила Строгановское училище. У нас там живописи было хоть отбавляй.

Я ошеломлена. До меня только сейчас дошло, что я не знаю о ней ничего. Что вот уже месяц, мы каждый день проводим вместе и каждый вечер сидим в этой гостиной, и очень мало знаем друг о дружке.

– Вы? Занимались живописью? – я оглядываюсь по сторонам. На стенах висят семейные фотографии, какие-то сувенирные тарелки, над камином большая литография. – А-а-а-а почему вы забросили? Почему нет ваших работ?