Ник Шумрок - Витька-придурок и другие рассказы

Но, несмотря на частые поломки, за месяц при хорошем раскладе удавалось заработать до ста рублей и больше. По тем временам это был приличный заработок. Я в то лето на свои деньги пошил брюки-клеш и купил транзисторный приемник. Его, правда, через неделю после начала занятий в школе отобрала у меня эта рыжая бестия Лапа. Это какую лапу нужно было иметь в районо, чтобы стать директором школы! Более тупой училки в Озерной школе, наверное, просто не нашлось. Транзистор онавернула мне только перед выпускными экзаменами.

Должность каталей передавалась по наследству, вернее, по возрасту.Те, кто переходил в десятый класс школы, уступал это место девятиклассникам. Вот и в это лето нас собралось четверо одногодков и одноклассников. Неделя – в первую смену, следующая – во вторую. Работа была физически тяжелой, но мы к десятому классу уже «накачали»мышцы в интернате, занимаясь атлетизмом. Володька по кличке «Амбал» работал в паре с Савой (это не церковное имя, а сокращение от фамилии Савицкий), а я – с Васькой.

В то утро первую вагонетку грузить было ну очень тяжко, а потом я втянулся в работу, в конвейер, и о своем дрянном состоянии думать было некогда. А на третьей тысяче стал уже подначивать Гулю. Она вначале сердилась, все выговаривала мне:

– Как ты себя нехорошо вчера вел!

– Это ты нехорошо себя вела, не давала себя поцеловать…

– Саша, ты нехороший человек! Разве можно приставать к женщине, у которой муж и дети…

« Так какого хера, – подумал я про себя, – ты приперлась вчера на танцы? Дети, положим, есть, сам видел, а где тот муж?»

Гуля делает вид, что злится, а сама, вижу, уже ждет, когда я подкачусь со своей вагонеткой и начну приставать с разговорами. И так часа два, до перекура. Правда, мы с Васькой курим на ходу. Ему-то родители уже разрешают, а я от своих скрываю. Тоже мне, «секретПолишинеля». Они, конечно, давно знают, просто я открыто перед ними курить не пытаюсь.

В перерыв сбегал на озеро, искупался и вообще почувствовал себя прекрасно, даже есть захотелось. Гуля угостила чебуреком.

– Это наш национальный еда!

– Не знал, что это – татарское блюдо, теперь буду есть чебуреки и тебя вспоминать, восточная красавица…

– Саша, у тебя голова нет! Ты еще мальчишка молодой…!

– Да, я еще мальчишка молодой…

Подкатив вагонетку к транспортеру, мы выгружали на движущуюся ленту кирпичи, которые медленно «уплывали» в темноту сарая. Там девочки их снимали и расставляли колодцем. Окон в сараях нет, и дневнойсвет проникает туда снизу, потому что стены не доходят до земли. Это специально так устроено, чтобы в сарае сквозняк был, и кирпич быстрее подсыхал. Правда, лучики солнца пробивались кое-где через дырки в стенах и крыше. Если всмотреться в темноту, то кажется, будто это наклонные белые нити там и сям спускаются с крыши на землю. И как вэтих нитях не путаются работающие в сарае девчушки! Если бы не их детские разговоры, то, глядя на них, можно было подумать, что в полутьме орудуют инопланетяне.

– Валя, ты все время меня толкаешь, – жалуется самая маленькая .

– А ты отходи в сторону, когда я «груженная» – отвечает дылда.

– Ой, девчонки, а сегодня в клубе «Фантомаса» показывают.

– Так нас же на вечерний сеанс не пускают.

– Ну и что: как журнал кончится, так боковые двери откроют, духота ведь в зале. Мы и пролезем в темноте.

Правда, с каждой тысячью девчонки удаляются вглубь сарая, и их голоса превращаются в «щебетанье».

После смены Васька пошел к себе на Лысановку, а я – в центр. Впереди стайкой шли девчушки из сарая. Самая длинноногая «уперла»уже на сотню метров вперед, остальные вытянулись в цепочку, как гусята, выстроились по росту, точнее – по длине ног, детских еще ножонок. Одетые в завернутые до колен трико, в клетчатых рубашках, стройные,как тростинки, без бугорков еще на груди. На головах – косынки, а в ручонках – большущие брезентовые рукавицы, все в опилках и глине. Вот и вся их спецодежда.

«И как таких малышек оформили на работу?» – подумал, глядя на эту«стайку». Но эти мои мысли перебили позывы желудка. От ночной «хвори» не осталось и следа.

«Ну, вот, приду домой, наемся борща и посплю пару часиков. А вечером снова на танцы. Надо только Надьку попросить, чтобы брюки погладила, она безотказная. А бражку точно не буду пить, лучше перед танцами выпить на троих «огнетушитель». С него точно не развезет, как вчера!»

В Чупу я приехал поездом вместе с моим «хорошим начальником»Андреем, или Дрюней, как его за глаза называл Вовка Лапаев, а, попросту –Лапай, другой наш попутчик. До мыса Картеш, где располагалась Беломорская биологическая станция, от причала по чупинской губе нас должно было доставить судно «Профессор Владимир Кузнецов». Губой в тех морях называют маленький залив, что-то вроде норвежских фиордов. Может быть, и не только на Беломорье, а везде на северах.

Дрюня, наш формальный начальник, был тогда «в завязке», и треп Лапая, который как раз накануне «расшился», «насытился» в дороге и болтал без умолку, его сильно раздражал. Действительно, Лапай по десять раз на дню повторял, как заезженная пластинка, одни и те же фразы.

– Приедем в Чупу, завалим в шушарку (так Лапай называл столовую), поедим борщочка! Да под водочку!

– Да заткнись ты, придурок, достал уже. Столовую при ГОКе давно уже закрыли, а школьная – только с первого сентября!

– Я три сеточки везу! Сразу по приезду поплывем в Круглую бухту, поставим на камбалку!

– Хрямбалку! Плавает только говно! Уймешься ты, наконец, или нет?

– Так я ж не тебе, а Петровичу говорю, он человек новый, первый раз на Картеш едет! Ты-то, когда водку кушаешь, с удовольствием копченой камбалкой закусываешь!

–Ну, вот и заткнись, к черту, закусывай давай, чтобы рот был занят!

–Коля Рыбаков уже, наверное, все глаза проглядел, сидит накрылечке, ждет прихода «Кузнецова»?

–Хренцова! Слушай, Лапай! Ну, надоело, одно и то же. Хоть бы пластинку сменил!

Вот такие диалоги пришлось мне выслушивать, пока ехали в поезде. Андрюшин дед был военным моряком, участвовал в боях за Севастополь, а отец, Сан Саныч, в свое время был старшим механиком («дедом») на судне, которое позднее сменил «Кузнецов». Давно это было, но всё правда! Дрюня, можно сказать, вырос на Картеше, всех знал, и его все знали еще с мальчишеских лет.

Мне не раз приходилось выпивать с ним. Трезвым он был интересным собеседником, любил говорить про море, рассуждать на исторические темы, особенно про освоение Крыма и Причерноморья в славные года матушки Екатерины. Правда, он частил, выпивал без закуски подряд несколько стопок. Уже солидно захмелев, он переводил стрелку на производственные темы. Я по его состоянию уже понимал, что сейчас он задаст свой коронный вопрос. Нет, не «Ты меня уважаешь?» , а «Скажи, хреновый у тебя начальник?».