Ник Шумрок - Витька-придурок и другие рассказы

На станции нас и других сотрудников института ждала «буханка» 9 9 Автомобиль УАЗ, формой напоминающий буханку хлеба. , которая и доставила всех на причал. Когда-то, в первые годы советскойвласти, в Чупу американцы поставляли за золото паровозы для Советов. Их прямо с кораблей ставили на колеса, и они своим ходом «шуровали» в центр страны. И поныне ржавые рельсы обрываются прямо у обветшалого причала.

Вот на этом самом причале я и увидел впервые пришвартованное суденышко – «Профессор Заварзин».

– Это не наше, – сразу уточнил Лапай, – это университетское«судно» 10 10 Здесь игра слов – омонимов: судно как плавсредство и как медицинский инвентарь. , повезет студентов на остров Средний. А наш «Кузнецов» вона прет!

Посмотрев в ту сторону , куда указывал Лапай, я увидел приближающуюся на скорости 18 узлов среднемерку». Это уже было настоящее научное судно, не в пример «Заварзину».

Заварзин? Заварзин! Моментально ожила в голове картинка. Как у Айтматова, буранный полустанок, который официально назывался«Разъезд 295 километр», а местные жители почему-то величали «Первая казарма». Все-таки слово «казарма» как-то привычнее для нашего слуха.

На «казарме» останавливался один единственный поезд «Челябинск –Джетыгара». Мы небольшой компанией провожаем в Караганду Костю Заварзина, белокурого красавца с голубыми глазами, в которого были влюблены почти все наши девочки. И сейчас его, словно конвойные,держали под руки две девицы.

– Как бы надвое не разорвали, – думал я с завистью, потому что сам оказался «расконвоированным». Честно говоря, я и на «казарму»-то поперся в надежде на то, что удастся под ручку пройти хоть с одной из них.

Костя чем-то смахивал на молодого Збруева. Хотя он и на гитаре-то не играл, и не пел, а девочки липли к нему, как будто он медом намазан. Почему все в этом мире так несправедливо?

– Нет правды на земле, – утверждал поэт и добавлял, – но правды нет и выше!

«Заварзин» отвалил от причала и пошел следом за нами, но стал заметно отставать.

–Ежу понятно: у нас 18 узлов, а он максимум может выжать 13, – сказал Лапай, комментируя увиденное. – Вона слева виднеется поселок – Пуланга! От него до Картеша – только зимник.

Что видит, о том и говорит, благо Дрюня ушел пить чай с капитаном, можно и языком «почесать». Наблюдаем с кормы, как в закатных лучах солнца «Заварзин» отворачивает вправо на Средний! Все это – поморские острова. Поморы, знатные мореходы, издавна здесь на островах живут.

–Кругляш, Кандалакшский залив, – доносятся до меня слова Лапая,а у меня свои ассоциации! Джетыгара – семь гор или холмов, кажется, переводится с казахского на русский. Костя поступил в ПТУ и уезжает в Караганду! Он «скован» двумя девицами, словно наручниками. Одна из них, вроде как «главная», имеющая больше прав на него, другая как бы «надеющаяся».

Зима! Морозно и снежно! Когда выходили из поселка, было светло, даже звезды на небо высыпали. А сейчас уже и сыплет сверху, и ветер кружит снежком, поземка через пути завевает. Полустанок освещен двумя фонарями. Их раскачивает ветром. Фонари издают скрипучие звуки, снег кружит, завихряется в лучах света и уносится прочь, в черную мглу. Тогда еще мы не слышали песни, весьма популярной сейчас: «Кондуктор не спешит, кондуктор понимает, что с девушкою я прощаюсьнавсегда»! Костя-то прощается и, похоже, точно навсегда! Он ждет не дождется,когда придет поезд и увезет его в «сиреневую даль»! А, может, это я занего додумываю спустя сорок лет. И девицы это понимают и все сильнее к нему жмутся. А мне досадно, что ни одна из них не жмется ко мне.

Пора бы уже и поезду быть, а его все нет. Мороз усиливается, да еще ветер со снегом. Я-то в валенках и полушубке, а девицы одеты абы как, уже пританцовывают и Костю теребят. Он, как кукла-марионетка, болтается между ними. Кому-то в голову приходит идея погреться у путейцев. Это – не станция Успенская, где есть зал ожидания с настоящей кассой и печкой- голландкой, а полустанок, но несколько семей путейцев живут здесь же. Люди не совхозные, но их лица узнаваемы: отовариваются в поселковом магазине, мелькают на почте и в бане. Стучимся в освещенное окно, открывает хозяин в майке и трусах. Маленький и худой, похож на Чарли Чаплина – короткие черные волосы с проседью, маленькие усики.

–Да-да, конечно, заходите, раздевайтесь, грейтесь! Сейчас чайку поставлю!

– Нет-нет, спасибо, чаю не надо, сейчас уже поезд подойдет!

– А кто его знает, когда он придет, – говорит уверенно хозяин, – погода-то видите какая, метель началась. Может путя замести! Бывает и до утра не проехать, ждет рассвета, когда путейцы лопатами путя расчистят. А то ветром провода оборвет, а поезду без сигнальных огней как двигаться? Машинист сбавляет ход, вглядывается, как бы под откос поезд не пустить.

В так называемой прихожей, плавно переходящей в кухню, горит лампочка без абажура, а в спальной, отгороженной тонкой фанерной перегородкой с занавеской, ночник освещает несколько детских кроваток и массивную, с когда-то никелированными шарами, железную кровать хозяев. Хозяйка – дородная женщина, слегка укрытая тонкой простыней, делает вид, что спит. Окна в их убогом жилище законопачены, от мокрой одежды и обуви поднимается пар. Душно. Я слегка обогрелся и выхожу на воздух.

– Пойду, посмотрю, нет ли поезда!

–Давай, – блаженно отвечает «целинный пленник» Костя!

Темень кругом! Только фонари полустанка да редкие огни поселка пробиваются сквозь прорехи в снежном вихре. До поселка километра два.Иногда доносится собачий лай.

– Чё брешет-то? Какой дурак будет шляться в такую погоду по улицам? Влезла бы в свою конуру и спала без задних ног. И чё я-то поперся провожать этого Костю? Он мне не друг, и не родственник, а так, бывший одноклассник старшего брата.

Но, вот, сквозь сплошную снежную лавину стал пробиваться свет прожектора.

– Поезд?

Шума пока не слышно, ветер относит звуки назад, но столб света становится все ярче! Врываюсь в помещение:

– Одевайтесь скорее, уже вторую «казарму» проехал!

Все похватали одежду: шапки, польты, влезли в валенки и высыпали на«перрон». На самом деле никакого перрона нет, несколько железобетонных плит вдоль путей возле самой «казармы». Поезд буквально налетел на наш «буранный полустанок». Мы, было, подумали, что машинист забыл про остановку, но заскрипели тормоза, состав стал замедлять ход. Первый, второй, третий… Где-то на шестом вагоне поезд окончательно остановился. Быстренько разбежались по вагонам, стучим в двери тамбуров и купе проводников. Спят, заразы, лень вставать, впустить пассажиров.