Александр Миронов - Республика Татарково – 2. Туманная зыбь

14

Если позволяла погода, то по утрам и вечерам Геннадий предпочитал ходить и возвращаться с работы пешком. Три километра не такой уж и большой «крюк», как шутил он сам, и для зарядки полезно. С такой целью он проделал свой путь и этим утром.

Настроение было праздничное, трудовое, поскольку после колхоза всегда на рабочих нападает дух созидания, свободы, даже радости к своему верстаку, к пульману, или арифмометру. Даже тех рабочих эти чувства охватывали, кого в трудовые будни своя-то работа не слишком радовала. Но по возвращении в цеха и заводы испытывали трудовой подъём к своему рабочему месту. С таким настроение Геннадий вошёл вначале в первый цех, чтобы осмотреть киповское оборудование, автоматику, затем во второй цех, поскольку они располагались именно в таком порядке на его пути, и уже после этих объектов направился в третий цех. За погожие два дня территория на ДСЗ подсохла, можно было среди раскисших просыпей щебня, отсева и «муки» найти сухую тропку. И не было на железнодорожных путях вагонов, в которые загружает щебень на погрузке. Это тоже положительно накладывалось на бодрое настроение, вызывало энтузиазм. Гена шёл, мурлыкая себе под нос чего-то из своих сочинений.

Казалось, близок он к заветному желанью.

Поёт, поёт он песнь предмету обожанья.

Вот он летит на крыльях счастья… Комара

За что не любят, за укус? Нет, за жужжанье.

Первым тревожным звоночком стал вопрос Нины Притвориной, когда Гена вошёл в пультовую.

– Привет, Нина! – с подъёмом поздоровался он с оператором. – Как дела тут без меня? Ничего не глюкануло?

– Привет, привет, колхозник, – с шуткой ответила она. – Слава Богу, всё нормально обошлось. Всю картошку выкопал?

– Да ну, что ты. И тебе там хватит, и твоим детям, – отшутился и он.

– И детям, это точно. Мой старший сегодня после уроков поедет.

За разговором, Геннадий осматривал приборы на щитах. В некоторых из них, пишущих, закончились чернила в чернильницах. Он приступил к заполнению их ёмкостей.

– Слушай, вчера с чего-то Митрофаныч интересовался тобой?

– На предмет чего?

– Да с чего-то спросил, был ли ты пьяным в Москве?

– Да?

– Ну, я ему и ответила – в мат надрался. Целый час искали.

Гена вскинул на неё удивлённые глаза.

– Ну и шуточки у тебя… И что дальше?

– Да я ему так и сказала: приставал к бабёнкам прямо в автобусе, отоварить хотел, еле усмирили. Ты ж, когда напьёшься, совсем не управляемый.

– Ты говорить – говори, да чепухи не мели.

– Да, ладно, пошутила я.

Зазвонил телефон. Нина подняла трубку.

– Привет, Николай Митрофанович… здесь. – Она протянула трубку Крючкову. – Нá, тебя, – и задиристо усмехнулась.

Гена подошёл к столу и принял трубку.

– Да? Слушаю.

– Привет, Гена, – услышал он ровный голос. – Зайди ко мне.

– Сейчас?

– Да.

– Иду, – положил трубку.

Что-то тревожное отдалось в его сознании. Он внимательно посмотрел на Нину. Та в свою очередь на него.

– Что? – почему-то не в полный голос спросила она.

Он пожал плечами и направился к уличному выходу.

В кабинете были Дончак и Плюшевый.

– Здравствуйте! – поздоровался Геннадий и пожал руки обоим. – Вызывалы таваришшш нашальник? – шутливо спросил он.

– Да, садись? – ответил начальник цеха.

Плюшевый смотрел на Геннадия, и как ему показалось, с ехидцей.

Крючков сел.

– Слушаю, Николай Митрофаныч.

Дончак подал ему лист и сказал:

– На тебя тут письмо счастья пришло, ознакомься.

Крючков стал читать, и на его загоревшем за лето лице начала проступать бледность. Дочитав, вопросительно уставился на начальника цеха. Потом перевёл взгляд на парторга. «Вот это морковка! Не болит, а красная…» – пронеслась в голове шутка, но с мрачной иронией.

– Ну? И что скажешь? – спросил Дончак.

Крючков пожал плечами, ещё усваивая информацию.

– И сказать нечего? – с усмешкой спросил парторг.

Крючков кивнул, но тут же проговорил:

– Сразу и не сообразишь, что ответить на такое счастливое послание… Чушь какая-то.

– За этой чушью, ой-ей-ёй какие неприятности стоят, Геннадий. Не мне тебе объяснять, – сказал Дончак. – У тебя уже и очередь на квартиру на подходе. И ты ещё на гараж стоишь. А на этой неделе утверждать будут список садоводов, я тебя вписал, и ещё двенадцать человек.

Крючков удручённо покачал головой.

– Нет, ну вот люди! Забрали в вытрезвитель, продержали почти час, даже не извинились. И телегу накатали… – Геннадий хлопнул по коленям руками.

– Наверно допинг был. Иначе, чтобы на тебя такую бумагу представлять?

Крючков посмотрел на Плюшевого, угрюмо хмыкнул и повернулся к Дончаку.

– И что теперь?

– Что теперь? Как и положено: заседание комиссии, протокол, и ответ в эту заботливую организацию. А тебе соответствующее наказание – лишения дачи, квартирной очередности, может быть, перенесут её, если прогнёшься перед Татарковым. Ну и моральный аспект: на доску «Почета», стенгазета, – перечислил начальник цеха. – Словом, сам понимаешь.

Крючков ухватился за голову и заплёл пальцы в волосы. Перед глазами предстали хмельные рожи дядиных собутыльников и виноватое и в тоже время подпитанное внутренним огоньком алкоголя добродушное лицо Николая. «Ну, дядюшка, ну, спасибо!»

– Так что получилось там, в Москве, c тобой? – спросил Дончак.

Крючков сжал зубы, на его скулах заходили желваки. И, сам не понимая зачем, процитировал:

– Вот и верь после этого людям… Я призналась ему при луне. А он взял мои девичьи груди и узлом завязал на спине.

Дончак вдруг расхохотался. Не сдержался и парторг, хрюкнул сдержанно.

Крючком посмотрел на них недоуменным взглядом, потом поняв, что ляпнул не то, что хотел – пришли на ум под настроение эти строчки, – и тоже усмехнулся.

– Ты долго сочинял? – спросил Дончак.

– Да это не я. Нашёлся умный человек. Услышал ещё в армии, запомнился стишок. Эх-хе… Теперь вот, веселит душу.

– Ну, если и дальше так будет веселить, то не пропадёшь. И мы с тобой повеселимся. А теперь, давай по существу, – Дончак придвинулся грудью к столу.

– По существу… – вздохнул Гена. – Собственно, поехал я в Москву по просьбе тётушки. Ей сделали операцию – рак груди. Ну, а дядюшка в ознаменование этих трагических событий ударился в пьянку. Естественно, за её здоровье. Попроведать надо было их, с дядей провести собеседование. Да приехал неудачно – никого дома не застал. Как потом узнал от дядьки, тётушка находиться в больнице на химии-терапии. Прождал у подъезда часа два, потом пошёл в магазин – перекусить надо было чего-нибудь. А там и они, алкаши крутятся. Собственно, не так уж и пьяные, но вмазанные. Купили «коленвал» и за углом магазина пристроились. А там добровольных дружинников как собак нерезаных. С балкона вначале кулаками махали, потом милицию вызвали, или наоборот.