Сергей Гула - Золотая бляха дворника. Фантастические байки Бендера. Фантастические байки Путина. Потусторонние байки

Стремительно не получилось. Остап споткнулся о связку книг, лежавшую на полу рядом с горячо спорящими молодыми людьми и чертыхнулся, интуитивно на иностранном: – Бранзулетка, секуритатя! Карамба, дэчи мори!

Спор мгновенно прекратился. – Товарищ! – схватил Остапа за руку один из спорщиков. – Вы же подарок!

– Ну, подарок, я, предположим, тот еще. – А в чем дело?

– Ведь это же Румынский! Правда? Ну, чистейший Румынский!

Остап напрягся. – Не имею чести, то есть честь имею, но никого отношения. Стамбул.

– Стамбул охвачен, товарищ. После присоединения Баку к нашему великому делу, турецкая секция переполнена. А вот с румынской секцией – беда! Вся наша делегация уже третий месяц ловит несознательных цыганских пролетариев, ограбивших их на вокзале в Бухаресте. И не спорьте! Немедленно идем!

Они поднялись на второй этаж в комнату номер 21. Убранство секции было простое: обшарпанный стол и дюжина новеньких стульев вдоль стен. – Жаль не тех! – взгрустнул Остап. – Вот. Товарищ, располагайтесь и немедленно начинайте работать! Я – второй секретарь комкома, Радий Баров. Ваша фамилия? – достал блокнот и карандаш активист.

– Остап Бендер, сказал зачем-то правду Остап, что редко с ним случалось, но, впоследствии, это могло пригодиться при оформлении выездных документов.

– Ну вот, я же говорил! Бендер! А еще говорите, что не румын! Язык вас выдал, товарищ Бендер. А произношение?! У-у! – подытожил наставник. – Вот вам первое комсомольское поручение! К следующей среде вам следует сформировать секцию из 5—6 человек со знанием румынского языка. В четверг отчетное собрание по Европе, а с вами – вся Европа будет закрыта!

– Европа – это неплохо. – сказал Остап. – А нельзя ли возглавить секцию какой-нибудь Франции или, на худой конец, Британии?

– Нет, это очень тяжелые участки, на них работают только старые Кидовцы. Завтра зайдите в шестую комнату, сдайте карточку на удостоверение. А сейчас, немедленно поезжайте на Курский вокзал, там всегда очень много цыганско-румынских активистов, видимо, постоянно помогают железнодорожникам с ремонтом паровозов в депо. Все! В среду перед собранием, жду вас у себя в первом кабинете с отчетом. Будь готов.

– Всегда готов! – машинально ответил Остап.

В понедельник Остап получил красивейшее удостоверение, в котором значилось:

МИД РСФСР

КИД Москва

секция:

Румыния

руководитель:

Остап Бендер

– С таким, пожалуй, и на трамвае можно ездить. – подумалось Остапу. В среду утром Остап накидал список из пяти румынских фамилий, которые были на слуху: Ротару, Попеску, Гацкан, Додон, пятая фамилия не давалась, и Остап вписал: Боцман, по созвучию с Гацкан.

Собрание прошло торжественно и успешно, особенно отметили молодую румынскую секцию и ее подающего большие надежды идейного руководителя. Трамвай стал бесплатным, ни Остапу, ни кондукторам даже в голову не приходило узнать: дает ли красная книжица право на проезд. Это вам – не дворницкая бляха, это – удостоверение с фото! Все это было замечательно, но никак не приближало Остапа к цели: выезду на «замшелые участки» Европы с золотой бляхой, которая временно хранилась у деда в приграничном селе.

Зимой Остап съездил к деду в село, по официальной линии КИДа для проведения воспитательной работы в колеблющихся приграничных районах. Бляха была на месте. Дед еще строже стал хранить тайну, исполняя ответственное государственное задание, воодушевившись, что Остап вернул ему 50 рублей, а не 40, которые занимал. Отчет Остапа о поездке был признан ярким. Районы перестали колебаться. Остапа наградили зачислением в вечернюю спец. школу с углубленным изучением тревожной международной обстановки сроком на шесть месяцев. По окончании школы планировалось дипломная поездка в так называемое «поле» для практического закрепления теоретических знаний.

По этой причине Остап халявить не стал. Школу регулярно посещал. Но поездка в румынское «поле» – его, ну никак не устраивала, и он стал вне класса посещать занятия немецкой группы. Это был хоть и призрачный, но какой-никакой шанс попасть на «разложившиеся участки» континента. С профессором они сошлись дружески на воспоминаниях о Старгороде, откуда профессор был родом, его предки переехали в Старгород из Померании, когда там начались гонения на жителей, говоривших на непатриотичном померанском диалекте. И хотя Гольдберг, была очень благозвучной немецкой фамилией, лучше было уехать. Ювелиры везде нужны! В Старгороде местечковый померанский диалект идиш, оказался литературным немецким, и сын ювелира стал давать частные уроки немецкого, а после революции и подавления последнего мятежа в Малиновке – его и вовсе в университет отрядили, так как старая профессура поехала кататься на пароходе, да так и не вернулась. Чем богаты, как говорится…

После того как Тельман со своими знакомыми дамами подхватил знамя революционной борьбы в Германии, старгородские красные студенты написали ему пламенное письмо. Гольдберг его перевел, а сосед Костя-моряк через знакомых контрабандистов переправил письмо в Германию. Удивительно, но ответ старгородским студентам и лично партайгеноссе Гольдбергу пришел за подписью Тельмана в МИД, в Москву. Профессора срочно вызвали в столицу, тщательно проверили на «шкурность» и направили на особо важный участок, в школу с углубленным погружением революционной молодежи.

Подготовка молодежи в школе откровенно хромала, так как часть молодежи во время прохождения практики в «поле» – бесследно исчезала вместе с карманными командировочными, а вторая часть – в порыве рвения тут же выходила на центральную площадь «поля» с красным флагом и кричала на заученном немецком: «Вся власть Советам» и «Долой», после чего начинала петь «Интернационал» на русском и также бесследно исчезала где-то в Моабитских застенках.

С приходом Гольдберга ситуация в школе с выпускниками слегка улучшилась, некоторые даже просто работали и руководство профессора за это ценило. Помимо языка, Гольдберг учил своих студентов быть незаметными, чтоб по морде за акцент не получить, а если что – всегда можно сдаться! Как бы понарошку, для дела. Вопрос о членстве Остапа в выпускной группе, которая направлялась в Дрезден решился на внеклассном занятии, когда Остап молча положил на стол профессора 200 рублей и максимально трагично произнес: – Сберегите это для священного дела светлой борьбы! Путь мой тернист, а потомкам это пригодится. Гольдберг заверил Остапа, что потомки, с которыми он знаком, свято верят в благополучное возвращение Остапа с победой и никогда его не забудут.

До отправления голубого экспресса Москва-Варшава, до Дрездена прямых поездов не было, оставалось еще несколько месяцев.