Алексей Черемисин - Переполох в казарме

– Но это же моя машина! – едва не плакал Коля, обреченно глядя на то, как солдаты вскрыли грубо монтировкой капот и начали нагло скручивать под ним движок.

– Это не машина, солдат, это техника! – наставительно пояснил прокурору Вася. – И она находится сейчас на территории, закрепленной приказом командира полка за нашей ротой. А старший по технике у нас тут младший прапорщик Краштест. Ему виднее, что с техникой делать, так что вернись-ка в строй, сынок, и не буянь мне лучше!

И, получив напутственного пенделя, Коляну не оставалось ничего иного, кроме как снова встать в коробку.

– Да все это шляпа, браток! – ощерился Чика, когда Коля горестно встал в строй. – Вот на гражданку вернешься – и еще такую бричку себе купишь, так что и не парься даже!

– Да она ж ведь пиздец сколько стоит! – воскликнул в совершенной прострации прокурор.

– Да брось! Пару уважаемых в криминальном мире людей отмажешь от кичи – и все у тебя будет на должном! Вот зуб даю, гадом буду!

– А вообще, ты прав! – согласился Колян.

Выйдя на плац, рота встала между других таких же широких и крупных коробок, которых было уже очень немало, и стало очевидно, что скоро произойдет некое полномасштабное построение с участием всех штатных подразделений полка.

– А че за хуйня это такая вокруг намечается? – с любопытством озираясь, поинтересовался у Чики Кузя.

– Так понедельник же. Общий развод полка генерал будет проводить. В остальные дни разводы на ротных лежат.

Понятливо кивнув, Кузя вытянулся в струнку и начал молча наблюдать за происходящим.

Вот мимо спецназа прошел строй гвардейских джигитов, которые что-то громко кричали на своих языках и показывали пальцем на черного барабанщика Мамбуду. Тот обычным своим стеклянным взглядом таращился в никуда и не обращал на джигитов совершенно никакого своего внимания.

Следом за джигитами, выделывая ногами кренделя, проплелся полупьяный оркестр с музыкальными инструментами и в жопу бухой военный дирижер с красным носом, который прямо на ходу прихлебывал казенный спирт из фляжки. А следом за музыкантами подошли и офицеры доблестной спецназовской роты.

На Чирике и Васе форма сидела как влитая, она была начищена, отглажена, берцы блестели как яйца у кота, и было очевидно, что эти двое погоны свои носили не зря. Что до Сани, то он опять приперся с золотыми эполетами на плечах, а на репу натянул невесть где взятый розовый берет с кокардой СС. При этом он игриво поглядывал как кот на валерьянку в сторону вяленького и приторного молодого флейтиста из оркестра.

– Чего это он так на него уставился? – спросил Волк у рядом стоящего незнакомого ему солдата.

– Наверное, наш корнет просто большой знаток игры на флейте! – предположил боец.

– Ага! Кожаной! – заржал Пахан, но быстро осекся, словив суровый взгляд, посланный Чириком.

– Соло на ней исполняет мастерски! – уже шепотом добавил дед.

– Рота! Равняйсь, смирно! – скомандовал Вася. – Первая шеренга, шаг вперед – шагом марш!

– А нахуя? – спросил Серега, когда впередистоящие солдаты дружно шагнули с шумом вперед.

– Утренний осмотр! – пояснил Чика. – На предмет, не разбиты ли у кого щи (впрочем, на это офицерам поебать), а также чистота обуви, подворотнички, побритость, окантовка шеи, состояние стрижки, сияние бляхи на портупее ну и, собственно, подтянутость самого ремня и прочее всякое военное мозгоебалово.

Действительно, подойдя к одному из солдат, Чирик вцепился тому в портупею и начал скручивать ее в узел, приговаривая на каждом новом повороте:

– Раз наряд! Два наряд! Три наряд! Нормально, на неделю вперед так служивых наберем!

– Совсем уж охуели! – согласился с ним ротный, отрывая у другого солдата подворотничок. – Этого вторым дневальным поставим! Недельку постоят – научатся устав блюсти. Обоим орбита, а подворотничок съедят на двоих после развода!

– Что такое орбита? – поинтересовался Секс у Чики.

– Это значит, что пизда ребятам! Неделя наряда по роте, без права отдыха и сна!

– Да это ж ебнуться так можно! – прошептал Серега. – Что за лютый за пиздец?! Я бы уснул!

– Уснуть-то ты, конечно, можешь! – ухмыльнулся Чика. – Но если поймают – то будешь схвачен и отхуячен, причем так, что твоя ебучка будет больше, чем спина у Тайсона. А потом объявят еще неделю орбиты, во время которой очко твое разлетится как известный всем флаг, причем от своих же. Да еще и на дючки вонючие упадешь, с зубной щеткой и пастой, как и положено любому оступившемуся в армии мужику!

– Еба-ать! – протянул Джафар и посмотрел с сочувствием на обреченных грустных пацанов.

– Вторая шеренга, шаг вперед шагом марш! – скомандовал Вася, закончив с первой.

С закруткой ремней были набраны до кучи наряд по столовой, караул и ряд солдат, поступивших в непонятных целях в личное распоряжение корнета Секача, которым офицеры пояснили, что они теперь рабы и желания Сани для них закон.

Вскоре очередь дошла и до новобранцев.

– Ну что, сосунки! – опасно усмехнулся Саня. – Чьи попки достанутся мне на ночь? Имейте в виду, что у кого найду больше всего нарушений – отдам Мамбуде! Так что начнем же лотерею!

Увы, молодые солдаты оказались самые ответственные, и хотя подворотнички были пришиты криво и торчали больше, чем на положенную уставом спичечную головку, особо доебаться было не до чего, хоть и сидела форма на новобранцах как на чмырях. Как пояснил потом им Чика, только к году солдатской службы мундир начинает смотреться как положено, словно чувствуя, что его хозяин достоин гордого звания «старый военнослужащий».

Минула кара наказания только совсем уже старых дедов, на которых держалось подразделение и его традиции. Понимая это, офицеры старослужащих старались не трогать, если те не начинали совсем уж дерзко, нагло охуевать. Но в корень охуевших в спецназе не было.

После утреннего осмотра появились и проебавшиеся где-то до этого хитрые ротные прапора.

Жирный Кузьмич еле волочил свое брюхо, слащаво чему-то улыбаясь и доедая на ходу палку колбасы, а младшего прапорщика Краштеста вообще новобранцы увидели впервые с момента своего появления на службе в полку. Очевидно, что портрет, данный ему Чикой, и вправду был весьма точен, и младший прапор действительно был большой и знатный, опытный проебщик.

Краштест был не настолько безобразно жирный как Кузьмич, имел массивное тело, отожравшуюся наглую харю, короткую стрижку волос поносного цвета, а также совершенно оборзевшую, как у психа, щербатую улыбку до ушей, сверкающую брекетами. Карие глаза его лихорадочно блестели и отражали какое-то странное буйное безумство, что явно раздирало душу младшего прапора изнутри.

Едва встав в строй (прапорщики и взводные офицеры в колонну по одному, справа от основной коробки, а Вася в одиночку еще правее офицеров), Краштест тут же начал о чем-то громко и рьяно пиздеть с военнослужащими из соседней роты. Очевидно, техник роты был еще до кучи и знатный балабол.