Алексей Черемисин - Переполох в казарме

Галлюцинации были, как правило, очень красочными, и всегда вызывали у Кузи странный прилив жестокости и агрессии. Любой психиатр ужаснулся бы, узнав, о чем порой думает воспитанный с виду молодой человек, исполненный в обществе самых изысканных и благородных манер. Одним словом – приличный и возвышенный юноша на самом деле был совершенно ебнутый на всю голову и опасный лютый психопат.

В частности, в данный момент Кузе приглючилось, что генерал вдруг превратился в аппетитно прожаренную индюшку в кителе с погонами, и парня ужасно подмывало подняться на трибуну и его при всех съесть. И еще выебать. Или сначала съесть… Выбор был очень сложный.

Кузе захотелось погавкать, потом повыть на луну словно вурдалак, хотя луны сейчас и не было. Впрочем, каким-то чудом парень видел ее достаточно отчетливо, она плясала и улыбалась, и уговаривала его кого-нибудь поймать и жестоко замочить.

Едва сдерживая в себе кровавые желания, Кузя стоял, глухо порыкивал, по подбородку его стекала слюна, и ему страсть, как хотелось забить кого-нибудь до смерти автоматом. Но остатки человеческого разума говорили парню, что так делать нельзя, и он им пока подчинялся.

Потом тени солдат на жарком плацу вдруг начали драться, резать друг друга, кусать, поедать и даже трахаться, и, глядя на их причудливые развлечения, Кузя думал лишь о том, как бы ни выебали до кучи и его.

На трибуне, рядом с генералом, стоял невысокий рыжеволосый человек, в форме темно-синего цвета и с капитанскими погонами. Кант на них и на брюках был васильковый, а еще мужчина обладал добродушными, совершенно бесстрастными и незапоминающимися простыми чертами лица. Тем не менее, все же что-то в его облике Джафару крайне странно показалось знакомым.

Покопавшись в памяти, маньяк узнал его: это был старый знакомый дипломата, с которым он не виделся около восьми лет. Представитель особого отдела ФСБ по прозвищу Капитан, или попросту особист. Именно он припер Джафара самым позорным образом на службу в мешке, словно пса.

С самого детства Капитан проявлял себя как фанатичный патриот, желающий быть полезным стране. Прорвавшись в академию госбезопасности, он приобрел в ней офицерские погоны, незаурядный диплом, а также ряд специфических навыков и умений. В частности, офицер неплохо разбирался в вербовке, прослушке, слежке, а также пытках, допросах и пуске в расход.

Сейчас чекист стоял, небрежно привалившись к парапету, и проницательно смотрел на солдат, словно выискивая, кого бы из них украсть на черном воронке, чтобы вставить в своем страшном подвале раскаленный паяльник в жопу. Если бы не этот рыжий пидарас, то Джафар и сейчас тащился бы в благословенной Германии, потягивая вечерами вискарик, слушая классическую музыку, да убивая время от времени людей.

Про себя маньяк дал клятвенное обещание когда-нибудь обязательно чекиста замочить. Он даже придумал уже, как именно он это сделает: вскроет тому горло ножом, к хуям собачьим! Или воткнет ему шомпол в ухо… Нет, лучше горло. Так хоть помучается больше.

– Командиры подразделений, к приведению к военной присяге приступить! – скомандовал генерал и с наслаждением въебал запотевшей ледяной минералки.

Волей судьбы, у химиков ее принимал ротный Вася, который в своем парадном мундире с золотыми погонами выглядел не то что чертовски, а дьявольски привлекательно – рота оцепления едва сдерживала его личный женский батальон с гражданки, восторженно кидающий в кобеля снятые с себя трусики, лифчики и чулочки с колготками.

Кроме блядей старлея, конечно же, приехали и родные с близкими новобранцев. Они махали солдатам руками, фотографировали их, слали воздушные поцелуи, и их близость, помноженная на невозможность обнять, почувствовать вновь тот мир, откуда внезапно выдернули ребят, вызывала желание пустить без палева на месте суровую мужскую слезу.

К Кузе приехала только мать, отца он не знал, и она была у него единственным родным человеком. Она была совершенно уставшей от жизни доброй женщиной, искренне верующей в Бога и всю себя положившая на воспитание сына. Отца же парень совершенно не помнил.

Едва Кузе исполнилось пять лет, папку силой забрали в психиатрическую больницу и положили там в специализированный стационар. Парень до сих пор не знал, за что именно его батя оказался в дурке. От разных людей до него доходили слухи, что отец вроде бы кого-то зверски замочил и на этом фоне совершенно слетел с катушек.

Несмотря на старания Кузи что-либо об этом выяснить, ничего конкретного он так и не узнал. Все, что было ему известно – отец умер от мощной дозы нейролептиков, которые ему назначил молодой и неопытный врач, так как папка съел прямо в палате горячо любимую данным доктором медсестру, предварительно ее выебав и превратив в куски мяса, распотрошив как свинью.

К Волку приехали оба родителя, а также музыканты его рок-группы, ярые и свободолюбивые металлисты, затянутые в кожу, обильно сдобренную заклепками и с причудливыми стильными прическами.

У кого-то волосы были просто длинные, у одного парня был ирокез, у другого кудрявые патлы стояли как у петуха, а единственная девушка группы имела обколотое пирсингом лицо и синего цвета пушистые космы с челкой и густо подведенные черной тушью выразительные глаза.

В данный момент ее миловидное лицо с восторгом таращилось на ротного Васю и, судя по прерывистому дыханию и полуоткрытым пухлым губам, телка уже неслабо так и откровенно потекла.

Ребята улыбались и показывали Волку его акустическую гитару, которой парень был несказанно рад. В армию его забрали прямо с концерта, не дав даже взять трусы, и ошарашенный Волк на тот момент уж точно меньше всего думал о музыке. Но теперь он по ней очень сильно соскучился и намеревался скрашивать вечера лихим гитарным музицированием.

К Боре приехали какие-то два бомжа, вонючая пожилая бомжиха и еще какие-то трое незнакомых алкашей. Они призывно махали парню руками, стаканами и рюмками, и демонстрировали сетку с тремя литрами дешевой водяры, буханкой хлеба и парой сорванных где-то в местных теплицах зеленых яблочек.

Боре до ужаса хотелось ебнуть, и он, сглатывая слюну, стоял и дрожал в предвкушении, готовый хоть десять раз принять присягу, лишь бы отпустили к корешам.

Судя по тому, какими маслеными глазами бомжиха смотрела на Васю, томно облизывая языком посиневшие от алкоголя губы, изрядно поеденные герпесом, красивый старлей понравился и ей.

К Сексу, кроме родителей, приехала бабушка, держащая в руках аппетитный пирог, а к Джафару не приехал никто. Его родители погибли еще в детстве в авиакатастрофе, а бабка откинула копыта, когда маньяк был студентом. Тем не менее, увольнение парень собирался провести с пользой для души и тела, и он непременно намеревался кого-нибудь сегодня тихо кокнуть.