Максим Городничев - Город на крови

– А что позволяет объединить эти преступления в одну серию?

– Я не склонен считать, что мы имеем дело с серийным преступником. Одно и то же место происшествия, схожий способ расправы – вот, пожалуй, и все.

– Олег Семеныч, – Марат сделал кислую мину.

– Ладно, – полкан ущипнул переносицу, – паттерн четкий: все говорит о ритуальности убийств, а также хорошей подготовке преступников. Ни следа, ни отпечатка, только распаханные в улыбки горла, и ни капли крови. Если это все-таки ритуал, то выбор оружия может быть принципиальным. Одержимость желанием совершать убийства определенным образом важнее, чем проблема заметания следов. В этом наша надежда. Думаю, сектанты сделали все в соответствии со сценарием, настолько стерильно, насколько было возможно. Ставлю задачу тебе, Родион, пройтись по домам, взять показания. Марат, тебе самое интересное: спуститься в катакомбы, если нужно, привлекай спецов. Значит, сейчас вторник, – полковник постучал шариковой ручкой по столешнице, что-то прикидывая, – к пятнице должны быть результаты. У меня все, капитан, проводи Рябинина по кабинетам, оформи, потом приступайте к выполнению. Понятно?

– Так точно, – Родион поднялся, – по сегодняшнему трупу есть еще информация?

– Материалы пока в работе. Исследуются образцы тканей, предметы, найденные рядом с телом. Устанавливается производитель ботинок и их доступность в магазинах. Составляется психологический портрет маньяков. Одно заключение криминалиста и есть, Марат даст почитать.

– У меня с собой, – капитан погладил кожаную папку.

Семеныч кивнул.

– Участковые, кстати, обошли жилмассив, безрезультатно. Но ты походи все равно, может быть, накопаешь. Новичкам везет. Все, за работу. – Полкан хлопнул огромной как лопата ладонью по столу.

– Рано или поздно эксперты по отпечаткам обуви дадут заключение и появится ясность. – Сказал Марат, выпуская Родиона и выходя следом из кабинета. – Пока все строится на догадках. В поле поработаем пару дней, а там посмотрим.

– Вы не думали, что убить собирались кого-то одного, а остальных «положили», чтобы сбить со следа?

Марат замер на секунду, потом улыбнулся.

– Слишком сложно, да и ни к чему, следов то нет.

– Они этого не знают.

– Романтик ты, Родион, в мире все проще намного, и грязнее. Сам убедишься.

– Но, гипотетически, возможно?

– Мы рассматривали эту версию, такого рода маскировка себя не оправдывает: при каждом новом эпизоде риск ошибиться возрастает. Да и кого хотели убрать? Содержанку? Дипломата? Мы, конечно, проверяем его прошлое и связи, но они для нас малодоступны, да и сомневаюсь я, что за ним может тянуться какой-то… таинственный след.

– А содержанка? – спросил Родион, – где гарантия, что в ее прошлом нет таинственного следа?

– Проверили, она по другой части, – Марат скабрезно ухмыльнулся. – Ну а ты сам, из огня да в полымя, не ожидал с первого дня такого дела?

– Я в восторге, – не стал врать лейтенант.

Капитан ненатурально, как злодей в азиатском кино, захохотал. Рябинин увидел скачущий в его гортани язык.

– Свежая кровь нам не помешает. А то, признаюсь, мы с Семенычем тут на двоих зашиваемся. Так что ты попал, – посерьезнел Марат.

– Да я готов, главное, чтобы дела интересные были.

– Не соскучишься, только вот текущее дело больно поганое, – сказал Марат, остановившись посреди коридора возле портрета лобастого генерала. – В нашем болотце на моей памяти ничего подобного не случалось. У нас, как правило, идут статьи за хулиганку, ограбления. Конечно, и с мокрухами, бывает, подфартит. Но тут всего два варианта: либо «глухари» полуразложившиеся по подвалам, бомжи в основном, либо беспонтовая бытовуха, когда убийца на следующее утро сам идет с повинной или пытается скрыться, где-нибудь у тещи на даче. Здесь же – ни черта не понятно! Ладно, пойдем оформляться.

– Пойдем, – сказал Родион, мечтая поскорее заполучить боевой ствол.

Рябинин возвращался домой с чувством глубокого удовлетворения – в кобуре на поясе болтался новенький, еще в заводской смазке, Пистолет Макарова. Сейфа для хранения оружия у него не было, но никто и не спросил, видимо, наличие стального куба само собой подразумевалось. Зато значок теперь при нем – ключи от города, блин. Красота!

На Земляном Валу шумел митинг, народ кричал злобно, не разделяя Родионовой радости. Наверное, дела в стране совсем паршивые, и еще эта коррупция, как таблетки от запоров. Вечером деньги, утром стул. Конная милиция сопровождала шествие, жалась к обочинам, стараясь не провоцировать агрессию, а народ пер по Садовому, прохожие пугливо озирались, транспорт рвал когти куда подальше.

Толпа, подстегнутая выкриками и, судя по всему, алкоголем, шла распаренным клином, запрудив дорогу. Понтоватый Мерседес хотел проскочить, газанул навстречу и сразу увяз, как будто утонул по крышу, послышались частые удары по жестянке, звон битых стекол.

Родион свернул на тихую улочку, шум быстро отдалился и вскоре сошел на нет, будто митингуют на другой планете. Так же и в Кремле, наверное, из кабинетов своих не слышат, что в стране творится.

Впереди показался родной дом по улице Казакова – выщербленная годами типовая девятиэтажка. Дверь на кодовом стороже, но рядом в краске процарапаны четыре цифры. Родион вошел в подъезд, ноздри ожгло запахом мочи – в углу, под батареей вечно пустых почтовых ящиков, расползлась бензинного отлива лужа.

– Витторий, анархист плешивый…

Рябинин прошел мимо расписанных матерщиной и неумелыми граффити стен, ткнул пальцем в прожженный пластик, вызывая лифт. Двери саркофага поползли в стороны. Родион ткнул навскидку, на удивление в темноте попав в клавишу своего этажа – прорезиненный рот закрылся. Долго полз во мгле, взбираясь под самые небеса. Седьмой этаж, площадка, реклама валютной амазонки Рапунцель, окурки на ступенях. Лейтенант достал латунный, позеленевший от окиси ключ. Замок входной двери щелкнул громко, но еще громче звенело чувство загубленного настроения. Из распахнутой двери вырвался несвежий воздух каменного мешка.

Родион прошел в квартиру, желтый свет тусклой лампочки вырезал из темноты коридор. Единственная комната встретила хозяина занавеской, обшарпанной тахтой, телевизором и радиоприемником. И только втиснувшись в сорокаметровый куб своей квартиры, он понял, что устал за день, а голова забита свалившимися вдруг планами и показателями. Отчет нужно представить с утра в пятницу, и он хотел сделать все в лучшем виде.

Родион потянулся – занемевшие мышцы напряглись, как приводные ремни – окинул комнату взглядом: минимализм и, как всегда, идеальный порядок. Тахта заправлена, рубашки в шкафу выглаженные, обувь начищена – какая-то видимость контроля в море хаоса. Шумоизоляция, правда, страдает. Слышно, как лифт ползет и мусоропровод дышит. Вот сейчас сосед дверью грохнул, запираясь, и слышно, как сопит, ботинки расшнуровывая, слышно, как задницу чешет, вспоминая что-то. Акустика Ла Скала, едрить твою, – сказал бы полковник.