Татьяна Богатова - Нико-лав

– Ну, судя по всему, она бабка крепкая, – заключила Нина. – Намаешься ты ещё с ней. Небось, капризная. Кормишь-то ты её чем?

– Да не то, чтобы, капризная, скорее, своеобразная. Она очень супы любит. И заставляет меня каждый день новый готовить. Но мне не трудно, опять же, сама поем. Не будешь ведь одну тарелку варить. Всё равно небольшую кастрюльку готовлю. К тому же, она тоже иногда тарелки по две, а то и по три съедает вечером.

– Ну, хоть сама поешь вволю, – вздохнула Нина. – А то ты на детсадовских харчах совсем прозрачная стала. Только колготно тебе, конечно, продукты покупать и все такое.

– Да лишь бы деньги давала. А деньги она даёт. Часто просит красной икры купить и конфеты с коньяком.

– Ох, Алёнка, – рассмеялась Нина, – на всю жизнь икры, да конфет наешься.

– Что ты? – удивилась Алёнка. – Я к этому не притрагиваюсь. Это же для Любовь Евсеевны. Мне и того, что я готовлю для неё, хватает. Супы, котлетки, пюре.

– А пенсия у неё хорошая?

– Да, тридцать тысяч, ветеранская.

– Тебе-то денег даёт?

– Даёт, конечно, на продукты, за квартиру заплатить. Врачам, которые к ней на дом приходят, она, правда, сама платит.

– Да я про тебя говорю, тебе даёт деньги? Купить-то тебе надо что-нибудь, одежду там, обувь.

– Так у меня теперь у самой деньги остаются. Я же на еду почти не трачу.

– Что там у тебя остаётся от восьми тысяч? На проезд, да чтоб голой не ходить.

– Не знаю, Нин, мне хватает. Я привыкла экономить.

– Простушка ты, Алёнка, – сострадательно покачала головой Нина. – А на смерть-то у бабки есть?

– На похороны? Да, есть, конечно. А ещё ремонтные, – улыбнулась Алёнка.

– Как это?

– Триста тысяч на ремонт, в отдельном от похоронных пакете. Любовь Евсеевна говорит, вот помру, так ты квартиру отремонтируй, окна пластиковые поставь. Но только, когда помрёт.

– Ох, Алёнка, не хватит, наверное, этих денег на окна. Там же, небось, ремонта давным-давно не было.

– Там его никогда не было, – подтвердила девушка, – как заселились, в шестидесятых годах.

– Вот, а я что говорю! Там на одну ванную сколько денег уйдёт.

– Да ещё неизвестно, – отмахнулась Алёнка, – сохранятся ли эти деньги.

– Ну, ты это брось! Не вздумай растратить!

– Я и не собираюсь. Вот только Любовь Евсеевна эти ремонтные деньги, то отдаёт мне на хранение, то обратно забирает. И вполне может передарить их кому-нибудь.

– Кому это?

– Врачу, например, – пожала плечами Алёнка. – Я как-то раз сама видела, когда к ней окулист в субботу приходил, как она ему шесть тысяч отдала.

– И ты ничего не сказала?!

– А что я могу сказать? Это же не мои деньги и я не знаю, может это у них договорённость такая, столько за визит платить.

– Ой, ну не на меня этот окулист напал! Я бы его так пропесочила, что пух и перья летели бы! Знаешь что, когда она в следующий раз тебе деньги подаст, то ты назад не отдавай. Скажи, потеряла.

– Ну что ты, Нина, я так не могу.

– Эх, Алёнка, сиротинка ты бедная. Намучаешься ты ещё с этой бабкой.

– Да ладно тебе, Нина. Живу ведь у неё, не на улице, считай, на всём готовом. А она знаешь, какая интересная. Столько всего рассказывает. Она ведь воевала, всю войну прошла. А мама у неё была бестужевка.

– Это чего такое?

– Бестужевские курсы окончила.

– Ну это не интересно, – отмахнулась Нина. – Только тебя отвлекает своими рассказами. Ты, небось, вечером придёшь, не знаешь, за что хвататься. И полы помыть, и супы ей наготавливать.

– Нет, Нина, – покачала головой Алёнка, – она мне не мешает. Я действительно в кухне кручусь, а она там же сидит и что-нибудь мне рассказывает. Только когда поёт, то заставляет меня слушать сидя.

– Она ещё и поёт?

– Ага, – расплылась в улыбке Алёнка. – На восьмое марта и на День Победы она меня просила по бутылке сухого красного вина купить.

– И обе вылакала?!

– Нет, конечно, – расхохоталась девушка. – Она по половине бокала только и отпила от каждой, и то вместе со мной.

– А зачем каждый раз покупать? Допивали бы первую.

– Любовь Евсеевна требует, чтобы непременно новую открыть. Вот мы с ней выпили, ужин праздничный отведали и она говорит: «Садись, Алёна, я буду исполнять». И затянула «Не искушай меня без нужды», а потом ещё какие-то пела, да я не запомнила.

– Ну умора!

– Ага, чудно с ней!

– Добрая ты, Алёнка, – снова грустно покачала головой Нина. – Тебе бы сейчас с парнями гулять, да жизни радоваться, а ты впряглась в этот воз непосильный и тянешь его. Ну что поделаешь? Знать, доля у тебя такая, сиротская. К Генке-то заходишь?

– Некогда мне, – уклончиво ответила Алёна, не собираясь рассказывать Нине о семейном скандале, после которого оказалась на улице.

В дальнейшем, Алёна никогда не жаловалась Нине на возрастающее с каждым днём число проблем со старым человеком. Не сетовала, что приходится уносить с собой ручку вентиля от газопровода, после того как соседи однажды пожаловались, что включившая газ, чтобы разогреть обед, Любовь Евсеевна допустила его утечку. Алёнка просто отказалась от некоторых дополнительных часов в неделю, чтобы успевать покормить свою подопечную горячим обедом. А в остальные дни успевала это делать во время тихого часа, оставляя детей под присмотром Нины и добираясь до дома и обратно на такси, с почасовой оплатой, чтобы выходило дешевле и быстрее.

Не делилась тем, что иногда пожилая женщина оправлялась в ванную, и Алёне приходилось вечером всё тщательно мыть и чистить. Выпросив у Любови Евсеевны побольше денег, девушка приобретала плотные резиновые перчатки и дорогостоящие чистящие средства, позволявшие почти без следа избавляться от гнетущего запаха испражнений. Со временем, Алёна научилась относиться к этим неприятным обязанностям без особого отвращения. Вычистив туалет и ванную, Алёнка затем мыла саму Любовь Евсеевну, обращаясь с ней, таким образом, словно ухаживала за ребёнком, за маленьким Костиком, которого она, будучи четырнадцатилетней девчонкой, выхаживала с первой недели его рождения. Единственное, к чему девушка так и не смогла привыкнуть, это был ежедневный туалет вставной челюсти. Выскребая остатки пищи и выполаскивая зубной протез, она каждый раз с трудом подавляла рвотный рефлекс.

Утешало только одно, что у Любовь Евсеевны был здоровый, крепкий, ночной сон. Она никогда не отдыхала днём, находя себе занятие для ума, в основном, слушала радио или немного читала, до тех пор, пока не начинали уставать глаза. Телевизора у женщин не было. Старый давно сломался, а новый Любовь Евсеевна не считала нужным приобретать. Алёнка тоже обходилась без телепередач. Необходимость почти каждое утро приезжать на работу к семи утра и бытовые хлопоты дома, совершенно не оставляли девушке времени для телевизора. Компьютер или ноутбук оставались для Алёны недостижимой мечтой. Безусловно, Любовь Евсеевна могла бы оплатить эту покупку. Но девушке даже в голову не приходило попросить её об этом. К тому же, подключив интернет, пришлось бы ежемесячно платить за него. Даже если бы это взяла на себя Алёна, то объяснить пожилой женщине его необходимость было практически невозможно.