Михаил Дорошенко - Злейший друг

– Ну, полноте, мой друг, – сказала Афродита, – вы разве не видите, ему уже плохо. Извинитесь за скверные мысли, – обратилась она ко мне и протянула руку для поцелуя, – считайте, что вы прикоснулись к мечте, а на мечту не поднимают руку…»

– С камнем», – добавил Гермес, чем добил меня окончательно.

Я сидел на стуле совершенно раздавленный и завороженный. Рядом бледная невыразительная Маша тихо наигрывала что-то на рояле. Огромный зал, посреди которого мы почему-то всегда занимались, был пуст, и сама эта пустота и величие зала подавляли меня. Я готов был уже бросить все и бежать из этого непонятного дома, как вдруг на следующий день Афродита подошла ко мне посреди урока, взяла за пуговицу и отвела к себе в спальню. То, что произошло между нами, невозможно описать человеческими словами. Это был полет над незнакомыми мирами, над какой-то несуществующей Аркадией или исчезнувшим Пергамом. Время от времени она ускользала от меня и летела над нереально синим льдом в позе Венеры, заложив одну руку за голову, другую протягивая мне…

Я очнулся от обморока в ее постели. Она привела меня в чувство солями, спасая, по ее словом, от участи Семелы. Рядом в кресле сидел с театральным биноклем Гермес и аплодировал.

– Браво, молодой человек, вы были бесподобны! Вы улетели так далеко, что мне пришлось воспользоваться биноклем. Только не нужно вызывать меня на дуэль, – сказал он в ответ на мою мысль, – бесполезное дело. Вы уж простите меня, друг сердечный, люблю, знаете ли, понаблюдать за человеками, когда они находятся в объятьях Афродиты. Трогательное зрелище. Я даже слезу обронил.

Афродита прижала палец к моим губам, чтобы я не отвечал, и от этого ее прикосновения я вновь растворился в бреду. Испытанные мною ощущения накатывались волнами в течение нескольких дней, стоило мне только вспомнить ее призывный взгляд или строчку моего отца: «Лучом любви испепелен…»

Я испросил у нее разрешения временно прервать занятия и дать мне отпуск для охлаждения чувств, и она согласилась.

– С вас, пожалуй, достаточно – запомните на всю жизнь. Не так ли? – добавила она и посмотрела на меня своим обжигающим взглядом, от которого пересохло во рту, сердце куда-то провалилось, а ноги вовсе исчезли.

– Нет, не целуйте мне руку, а то вновь упадете в обморок, а впрочем…»

Она достала флакончик с солями, скользнула кончиками пальцев по губам и сунула флакончик под нос. Очнулся я уже в окопах осенью четырнадцатого года. Впрочем, перед отъездом на фронт мне довелось испытать еще одно потрясение, связанное на сей раз с моим другом. Он неожиданно появился у меня перед отъездом, чтобы узнать, не переменился ли я во взглядах и так же готов помочь делу революции, как и прежде. Я слукавил, что нисколько не изменился, и тогда он предложил подвергнуть меня испытанию. Мы выехали на извозчике за город и тут он достал пистолет и сказал, что нужно застрелить одного человека, чтобы доказать свою верность.

– Предателя? – упавшим голосом спросил я.

– Нет, предателя убрать просто. Необходимо убить первого попавшегося: принести в жертву, так сказать. Судя по твоему виду, ты сам пока еще не в состоянии. Проверим тебя на присутствие.

Тут извозчик останавливает лошадь и, не поворачиваясь, говорит:

– Что, барин, убивать будете?

– Да нет, – залепетал я, – мы не убиваем невинных людей, успокойся.

– Вы-то меня убивать не собираетесь, а ваш приятель в точности убьет.

– Отнюдь, – сказал мой друг, приставил пистолет к затылку извозчика и выстрелил. Затем он взял меня за руку, словно ребенка, отвел в сторону, посадил на другого извозчика:

– Вот это и есть наше дело, – сказал он небрежно. – Если согласен быть с нами, приходи завтра ко мне, если нет, то прощай.

На вокзале перед отправкой на фронт он неожиданно подошел ко мне сзади, положил руку на плечо и сказал:

– Спасибо и на том, что не выдал меня. Отблагодарю как-нибудь.

Я закрыл глаза, чтобы не видеть его даже в отражении застекленной двери вагона.

Осенью шестнадцатого года я вновь вернулся в Петербург по вызову какого-то влиятельного лица при дворе, как мне объяснили в комендатуре и дали адрес Заколдованного Дома, куда мне было велено немедленно явиться, а к вечеру вернуться.

Двери дома оказались приоткрытыми, как будто меня ждали именно в этот час. Занавес, закрывающий грот, отсутствовал, зал был совершенно пустым. В воде канала, который был прорыт до середины зала, стояла черная лодка, напоминающая гондолу. Рядом на чемоданах сидели Гермес и Афродита.

– Мы вас ждали, – сказала Афродита, снимая перчатку, но ничего, кроме легкого волнения я не ощутил от прикосновения к ее руке. – Нам хотелось внести некоторую ясность в наши отношения. Дело в том, что мы – боги, – сказала она непринужденно, – античные боги. Приходится так представляться, поскольку земными словами феномен нашего присутствия здесь не объяснишь. Фактически, мы вам лишь кажемся. На самом деле нас нет, мы воплощение ваших желаний. Все, что вы, человеки, желали в сфере красоты и гармонии, мы исполняли. Вы писали книги, создавали картины, скульптуры, дворцы, а мы служили вам музами. Да мы не создавали Эдем, куда зовет вас Всевышний, мы создавали для вас Элизей. Но Красота вам уже не нужна, а о смерти Бога вы заявили в прошлом веке уже. Ваш кумир – электричество! Ради него вы готовы пожертвовать всем. Сколько зданий прекрасных порушили вы за прошедшую войну, а сколько еще разрушите! К началу следующего века во всем мире исчезнет все, что относится к Красоте и Гармонии. Да, вы будете множить свои Черные Квадраты до бесконечности. Но во всем мире не найдется ни одного творца, равного тем, коих сотни сейчас. Мы выбрали вас, Алексей, из множества людей, но не ищите объяснений. Их нет. Считайте, что вам повезло, вы стали свидетелем нашего присутствия в вашей стране. Когда-то с нами боролись: нас изгоняли из наших же храмов, но теперь зло захлестнуло весь мир, и мы на фоне всеобщего оскудения добра выглядим невинными шутниками. Скоро, совсем уже скоро, в России начнется такой хаос, от которого содрогнется земля. Мы оставляем вашу страну, покидаем, как черные курицы.

– Но война скоро кончится, – попытался я им возразить, – и все станет на свои места.

– Нет, молодой человек, – сказал Гермес, – вы еще не знаете, что такое хаос. Ад проснулся!

– Не дай Бог вам, Алешенька, дожить до этих страшных дней. Лучше бы вам погибнуть на фронте. Мы предлагаем вам сесть в нашу лодку и отправиться вместе с нами. Не пожалеете, уверяю вас, Алексей.

– Но как же Россия, сударыня? Я не могу дезертировать с фронта.

– Как хотите. Мы вас предупредили. Касательно России, – вскоре ее не станет.

– Что значит «не станет»? Куда она денется?