Николай Бредихин - Эва. Роман в рассказах и письмах

«Герой безнравственен, меняет женщин, как перчатки, не удосуживаясь заглянуть вглубь, ограничивается лишь физической близостью, что, по всей вероятности, опять же автобиографично?»

Что я могу сказать в ответ? Физиологическую необходимость (я имею в виду именно необходимость, а не потребность) никто не отменял, есть люди, которые подвластны ей до глубокой старости, но она, конечно же, тут я, безусловно, соглашусь с Вами, духовной и душевной близости не заменяет и не затмевает.

«Демонизированная, чуть ли не на грани патологии, Алла».

На редкость удачное, жаль, что не моё, а выловленное Вами из комментариев, определение.

Не знаю, как Вы, но я встречал немало женщин, обуреваемых злобой, ненавистью, ревностью в отношении самых разных (в том числе и «своих») мужчин. К счастью, не у всех у них было в наличии достаточно сил и средств, чтобы воплотить свои эмоции и чувства в реальность. А вот у Аллы есть всё, не говоря уже о том, что она ко всему прочему ещё и бизнес-леди. У меня складывается впечатление, что она далеко не исчерпала себя как персонаж и в финале романа ещё предельно наглядно продемонстрирует свою изобретательность в действии.

И всё же, на мой взгляд, никакой «грани» (пограничного состояния), а уж тем более, патологии в её личности, действиях нет, она во всём знает меру и, решив вдруг дать волю своим эмоциям, всегда умеет вовремя остановиться.

«Изменится ли в дальнейшем Ваше творчество, так неожиданно резко уйдя вглубь и в сторону?»

Думаю, подобный вариант вряд ли возможен, тем более что я сейчас, неожиданно для себя, увлёкся футурологией. Однако что такое рассказ? Судьба малых форм в литературе обычно недолговечна, пройдёт время, и он непременно забудется. Поэтому я и сделал его зачином своего нового романа, так у него куда больше шансов сохраниться.

Я не прощаюсь, во всех случаях твёрдо уверен, что мы доведём задуманное нами дело до конца. И даже мысленно сейчас с Вами на Эйфелевой башне. Была в моей жизни такая, необыкновенной красоты, мечта – побывать в Париже, но не сбылась, к сожалению.

Мастер

Париж

Читаю и перечитываю Ваше письмо. Особенное удовольствие мне доставляет извлекать его из сумочки на людях: в метро, на автобусной остановке, за столиком в кафе. Представьте себе такую картину: у всех на руках смартфоны, планшеты и прочие гаджеты, а у меня конверт, как Вы упомянули, «с красивыми марками». В «столице мира» трудно людей чем-нибудь удивить, но моя маленькая хитрость действует безотказно.

* * *

Я много думаю сейчас: вот мы решили с Вами написать роман, но в чём его интрига? Не только для нас, а главным образом для наших читателей, если они и вправду когда-нибудь появятся.

Любовь? Откуда? Между нами нет ни капли чувства. Вы даже не видели ни одной моей фотографии. А ведь не исключено, что я какая-нибудь бесформенная уродина. Ваши фото на сайтах? Какой они давности? Двадцать, тридцать лет назад сняты?

Дружба? Не слишком ли разные у нас для глубокого духовного общения возрастные категории? Я вижу уйму вопросов, по которым мы просто не в состоянии один другого в достаточной степени оценить!

Литературное исследование? И по нему мы с Вами уже определились: Вы великодушно дали мне на него своё согласие. По сути, единственное, что мне от Вас требовалось.

И тем не менее, пройдя столь долгий путь в своих размышлениях, я, как ни странно, вернулась к его началу. Да, всё-таки Любовь. Но не друг к другу, а к Её Величеству Литературе.

Роман в письмах. Я перечитала много великих образчиков жанра, в который Вы вовлекли меня, и что же я нашла в нём?

Что я не могу быть Вашим соавтором. В лучшем случае – всего лишь помощницей. На мой взгляд, Вы замахнулись слишком высоко с Вашей «Эвой», мешая воедино историю, литературоведение и современную, несущуюся на наших глазах бурным, а оттого не всегда чистым, потоком жизнь. Вы возвращаете меня к тем диспутам, которые постоянно возникали на первом курсе у нас в общежитии, в Московском университете, а также в литературном кафе, где я постоянно тогда обреталась. Но я никогда не испытывала чувства депрессии: правильный ли выбор я в своей жизни сделала, став филологом? С самого первого дня своего пребывания в университете, я постоянно находилась в какой-то тихой, невидимой остальному миру эйфории. И вдруг… встреча с Вами. Совсем не такой я себе её раньше представляла.

Да, вынуждена признаться: я рассуждаю о любви, хотя сама никогда в жизни не любила. Чего я жду от нашего общения? Откровения? Но ведь половина Вашего творчества посвящена столь желанной для большинства читательниц теме. Я хочу, чтобы Вы шепнули мне на ушко то, чего никому ещё не говорили? Такого желания у меня нет.

Большинство моих сокурсниц, едва распаковав чемоданы, как с цепи сорвалось: начали путаться, при первой возможности и наличии времени, с кем попало. Секс, парни, развлечения – ничего больше у них в голове до сих пор нет. Однако только сейчас, медленно, с большим трудом, я начинаю понимать, насколько упрощённо я раньше воспринимала их поведение. Старость, казалось бы, взирающая на всё с высот «социалистического» жизненного опыта и не менее «комсомольско-партийной» житейской мудрости, совершенно бессильная что-либо изменить своими пустыми, бессмысленными нравоучениями, и молодость, за неимением таковых, не только вступающая на путь отрицания («мы наш, мы новый мир построим»), но и совершенно беспомощная, когда приходится объяснять подросткам, а то и совсем детям, поступки того или иного литературного персонажа, героя. Приходится твердить заученные из учебника, совершенно непонятные и непригодные для современного человека нормы морали, делая поправку на историю, чтобы хоть как-то вывернуться. Как объяснить хотя бы, почему бросилась под поезд та же Анна Каренина? Бессилие автора? Завёл свою героиню в тупик и так и не нашёл из него для неё выхода?

Другая беда – виртуальная реальность. Я полагаю, что глубокое равнодушие, которое нарастает в мире к Литературе, как раз следствие того, что пищи, псевдодуховной, да и любой, на выбор, и без неё полно в Интернете. Томление плоти? Зачем засматриваться на девушек вокруг, искать близости с ними, когда проведи пальчиком по экрану – и любые варианты, от лёгкой эротики до крутой порнографии, тотчас рвутся в наш мозг, минуя сердце и душу? Отсюда и самый большой парадокс: мы беспомощны и в то же время пресыщены. Какое-то представление мы создаём для себя, из лоскутков сшитое, но в результате впадаем в ещё больший грех: сознательно лжём, слишком поздно осознав, что сделали ложь своей профессией, хватаясь за давней давности вроде как безотказно действующие, призванные быть спасительными трафареты.