Берта Рокавилли - Жаворонки. Повести

Одиночество, сдобренное депрессией, высвечивает в темных уголках памяти любые, даже самые незначительные обиды. То, что, казалось, поросло быльем, вдруг поднимало в душе волну возмущения, и Лима мысленно спорила со своими обидчиками, подыскивала меткие слова и веские аргументы, и подобные монологи крутились в ее сознании от рассвета до глубокой ночи, а иной раз продолжались и во сне.

Вообще, оценивая свой опыт общения с людьми за все прожитые годы, она жалела не от том, что у нее мало друзей, а как раз наоборот – о том, что когда-то была чересчур терпима. «Нет такой поганой твари, которая бы на что-нибудь не годилась», – говорил Ромен Ролан, и Лима в ту пору соглашалась и даже по-своему развивала эту мысль, опираясь на вечные христианские ценности, не отталкивая людей за их промахи, откладывая сколько возможно выяснение отношений. Она долго старалась быть вежливой, однако…

Отсекать приходилось лишь тогда, когда все другие возможности мирного урегулирования были исчерпаны. Но и с такой стратегией все равно не могла отгородиться от совершенно немотивированной ненависти незнакомых людей, в основном женщин постарше. Как-то раз спросила у дежурной по эскалатору – немолодой представительной дамы, где переход на другую ветку, и получила на свою голову такой ушат помоев, который возможен только тогда, когда тяжесть обиды на жизнь перевешивает все радости жизни вместе взятые. Видимо, тут сыграла свою роль и старость, и бедность, и некрасивость, и чересчур заметные новые Лимины сапожки, и даже то, что когда-то, в 1989 году, продуктовый заказ, положенный всем работникам метрополитена, этой почтенной леди не достался – а ведь так рассчитывала!

– Ты читать-то умеешь?! – верещала дежурная, тряся седыми кудряшками, еле прикрытыми красной форменной шапкой. – Понаехало лимиты, сами не знают, куда прутся, и всё лезут и лезут!..

Подобные эпизоды повторялись с Лимой с завидной регулярностью. В ее лице было что-то такое, что сигнализировало хаму о полной безоружности. Прекратить это можно было только одним способом – прекратив любые сношения с социумом, что невозможно для работника сферы обслуживания. Благо, с дамами она не работала, но и среди мужчин иногда случались заплутавшие в половом вопросе склочники.

И вполне закономерно, что теперь, когда сын уехал, а отец умер, оставшись в тотальном одиночестве, она вместо того, чтобы потянуться к людям, лишь раскаивалась в своей былой снисходительности к людским слабостям. Как так случилось, что доброта, проявленная к тем, кто называл себя ее друзьями, не принесла ничего кроме вреда? Где-то она прочла, что лучшую часть своей души люди запахивают в землю на удобрение. Потому что, трезво взглянув на ситуацию, нетрудно понять, что именуемые слабостями черты характера зачастую прикрывают элементарное скотство, хамство и себялюбие. Как сказал другой классик в похожих обстоятельствах, «обидно, когда стараешься щадить чужие чувства, а в результате узнаешь, что никаких чувств нет». Больше всего ее удручала память о тех моментах, когда она пыталась наладить хорошие отношения с тем, кто в дальнейшем показал себя как полное чмо: сглаживала шероховатости в общении, оправдывала, старалась подладиться, чтобы ему (ей, им) было удобно. Эти раны время почему-то не лечило. Старшие коллеги посмеивались и говорили:

– Ну, Лимпопо! Ешьте меня мухи с тараканами!

Сегодняшний день принес с собой решение всех проблем. «Следующего человека, который попытается меня унизить, я убью. И меня уже не успеют посадить».

Очнувшись от мрачных воспоминаний, Лима вздохнула, отделила половину мяса в пластиковый контейнер и позвонила в соседскую дверь.

– Ничего не надо! – послышалось из-за двери. – Ни Библии, ни картошки, ни пластиковых окон!

Однако поскольку Лима не уходила, дверь слегка приоткрылась. Такая же одинокая соседка выглянула в щелочку, задвигая ногой вглубь квартиры своего любопытного кота.

– Здравствуйте! С праздником вас! Я сына на побывку ждала, много наготовила… В общем, у вас котик…

Соседкино лицо казалось знакомым. Особенно когда она потянула длинноватым, с раздвоением на конце носом:

– Свинина?

– Да. С грибами.

– Мой такое не жрет, но вы заходите, – и впустила Лиму в такое же свежеотмытое помещение, как и у нее. – Садитесь за стол, мне как раз отметить не с кем, да и закуска у меня позорная, – она выставила на стол роскошное французское вино и неадекватный ситуации белорусский сыр. – Вы очень кстати с вашим мясом.

– А что отметить?

– Как это – что?! День солидарности трудящихся! Или вы имеете что-то против трудящихся?

Под белое вино, которое Лима считала смесью мочи с пенициллином, и мясо из пластикового контейнера разговор завязался довольно непринужденный. Соседку звали Мариной. Это была дамой с непростой судьбой. В недавнем прошлом она схлопотала условный срок за избиение мужа бейсбольной битой. Змей-адвокат хотел ее и вовсе отмазать, но, несмотря на все его старания, доказать действие в состоянии аффекта не удалось, так как за неделю до этого она методично заказала биту через интернет, не заказав мячи.

– А что послужило поводом? Я понимаю, что все они этого заслуживают, но обычно мы как-то терпим, и только какие-то из ряда вон выходящие события спускают курок.

– Когда баба просит что-то починить, мужик начинает с того, что подвергает ее слова сомнению: тебе показалось, там все в порядке, ничего чинить не надо, ты просто не умеешь пользоваться, потому что ты дура. Если она подробно и технически грамотно излагает суть поломки, мужик проверяет сначала все другие варианты, потому что, по его мнению, ничего кроме глупости баба сказать не может. И только когда все варианты исчерпаны, он нехотя, с видом униженным и оскорбленным принимает ее версию. Блин, действительно надо чинить! Это так бесит! К тому же я его застукала с пуританкой.

– Ты имела в виду – с путанкой?

– Один черт! А скажи, пожалуйста, Лима – это в честь столицы Перу?

– Это в честь Олимпиады-80.

Надо сказать, имя доставляло ей неприятности с детства – и шутку про Перу, и про Лимпопо, и про ламу, и многие другие хохмы она слышала не раз, и иногда даже представлялась Лидой, чтобы избежать насмешек. Но правда всегда выходила наружу, что создавало неловкие ситуации, и после окончания школы она перестала придуриваться и стала называться, как родители решили.

– Я родилась за год до олимпиады, мода тогда такая была. Все словно с ума посходили. Мишки, значки, олимпийские кольца на одежде, на сумках, на чашках. Ну, и имена, конечно.

– Скажем так, люди не сильно поумнели за прошедшие сорок лет.

Они расстались подругами, и, вернувшись к себе за полночь, Лима подумала, что ей опять не удалось «разобраться с этой жизнью», но, наверное, и завтра будет не поздно. Утром же, забыв о своем решении больше не худеть и бросить к чертям здоровый образ жизни, она по привычке двинула на пробежку в Алёшкинский лесок, а на обратном пути напоролась на приключение.