Берта Рокавилли - Жаворонки. Повести

Он не пил и не курил, не шлялся по бабам.

– Роди мне такого же классного пацана! У меня в Баку одни девки.

Он был мудр в вопросах воспитания, что неудивительно для отца троих детей. Подсказывал ей, как развлечь ребенка, чтобы он не превратил жизнь в ад, например, в долгой дороге:

– Если ты всерьез надеешься, что он сможет два часа сидеть смирно, ничего не делая, то это ты глупая, а не он. Ты обязана позаботиться о книжках с картинками или хотя бы игрушках, которые не жалко ломать, пока мы едем.

Он никогда ничего не запрещал ребенку:

– Пусть всё смотрит, трогает, пробует – ему надо, он мир познаёт. Твоя задача – следить, чтобы он не убился.

Он водил Янека на художественные выставки, поучая при этом:

– Вот когда научишься так рисовать, тогда и будешь в носу ковыряться.

Смотрел с ним кино:

– Хороший ужастик должен помогать работе кишечника.

Однако патриархальность лезла у него изо всех пор. Если бы у него спросили, зачем ты, гад, подавляешь свою любимую женщину, он бы не понял, что имеется в виду. Например, в компании он за Лиму отвечал, не давая ей раскрыть рот:

– Она у меня чудачка, – эдак снисходительно, извиняющимся тоном. Даже цитировал лорда Байрона: «Женщина должна быть достаточно умна, чтобы понимать мои мысли, но не настолько, чтобы производить собственные».

Одна героиня в какой-то скучной, насквозь советской повести сказала: «если кто-то надо мной волю будет выказывать, я и убить могу». Повесть позабылась напрочь, а вот эти слова, словно молния, осветили самые глубины Лиминой души. Он всё говорил и делал правильно, но от всего этого за версту несло домостроем, и Лима постоянно чувствовала себя униженной. Да и отпуска он всегда проводил со старшей женой, это угнетало.

Однажды вечером они все вместе с большим удовольствием посмотрели комедию «Данди по прозвищу Крокодил». Главный герой угостил свою подругу какой-то экзотикой, а когда она, давясь, это доела, объяснил:

– Есть, конечно, можно, но на вкус – дерьмо.

После эта фраза прочно вошла в семейный обиход. Янек так оценивал детсадовскую, а затем и школьную еду, Лима – некоторые фильмы и книги, а Мага даже нескольких своих знакомых. «Можно, но на вкус – дерьмо». Настал день, когда для нее стало очевидно, что и вся эта ситуация – этот полубрак – подпадает под принцип Данди. Лучше что угодно, чем вечная полулюбовь, как завывал один немолодой бард.

Янек перешел во второй класс, когда Лиме позвонил Арам Айрапетович – ее бывший начальник. С прискорбием он сообщил, что несколько старых мастеров как-то синхронно покинули этот мир, а еще несколько готовятся покинуть в ближайшее время. Он помнил Лиму как надежного профессионала и предпочел бы работать с ней, а не с кем-то малознакомым. О своих прежних притязаниях он больше не заикался.

Продолжать сидеть дома, когда ребенок уже стал самостоятельным и даже отчасти дерзким («Не провожайте меня в школу, не позорьтесь и меня не позорьте!»), казалось Лиме совершенно излишним. Она истосковалась по работе, по тому непрерывному потоку общения, которое ей гарантировало само ее появление в салоне – клиенты ее любили и баловали. Ведение домашнего хозяйства даже при самых благоприятных условиях никогда не даст женщине столько положительных эмоций, сколько дадут восхищенные взгляды совершенно посторонних мужчин. И Лима, даже не сознавая этого, изголодалась по таким взглядам.

– Опять к этому армяшке? Соскучилась? – вопил Мага, услышав о ее решении вернуться в салон. И, конечно, он не верил, что у нее с предприимчивым старикашкой, покрытым пигментными пятнами, никогда ничего не было и быть не могло. Работающая жена, да еще на такой работе! Это противоречило его моральному кодексу, они разругались вдрызг, что и требовалось, чтобы окончательно расстаться. Лима снова вернулась в отцовскую хрущобу.

Однако и спустя много лет после расставания отвергнутый домостроевец продолжал переводить деньги Лиме «на хозяйство». Более того, Янек скрывал от матери, что Мага навещает его в Воронеже в дни рожденья – всегда с подарками и уверениями в самых родственных чувствах. Бакинская жена так и не родила ему сына.

Верёвку Лима купила, когда ребенок родился – целый десятиметровый моток – пеленки сушить. Конечно, для хозяйства столько не нужно, и, пряча остаток в ящик, она еще тогда подумала, что пригодится повеситься, когда станет совсем невмоготу. Однако теперь, сказав смерти «не сегодня», вопреки всем планам и суевериям Лима вот уже второй день отмечала свое сорокалетие – с соседкой, ее выпивкой и своей закуской. Рассказала ей о знакомстве в парке. Та порадовалась:

– Слава богу, не гомик!

– Дожили! Уже радуемся не достоинствам мужчины, а тому факту, что он просто мужчина! – умолчав о собственных печалях по этому поводу, вздохнула Лима.

– А ты напрасно иронизируешь! Лет эдак двадцать назад ко мне прикадрились два совершенно очаровательных паренька. Один – ну просто Есенин, второй – Бандерас в юности. У меня аж глаза разбежались – слишком трудный выбор. В ресторан пригласили. Я всё думала-гадала: зачем втроем в ресторан? Я ведь, наверное, одному из них глянулась? Наверное, второй просто пожрать хочет, а потом уйдет? Но не ушел. Домой тоже втроем поехали. Я уж начала всякие ужасы думать, статьи из газеты «СПИД-инфо» вспоминать. Про всякие извраты. Но не тут-то было. Музычку послушали, меня поцеловали напоследок и в спаленку пошли. Они. Я домой пошла.

Лима сидела в ступоре:

– А ты вот так до последнего момента ждала, что будет? А если бы, правда, извращенцы?

– Ну, конечно, биты у меня тогда не было, но я умела каблуками по яйцам бить.

– Научишь?

– А ты кого покалечить хочешь? Этого несчастного из парка?

– Ты права. Вряд ли в обозримом будущем ко мне кто-то начнет на улице приставать. Наливай.

– Вот тут ты опять делаешь поспешные выводы. Еще не вечер. Мне недавно подфартило. Теперь в отпуск собираюсь с новым кавалером. Смотри, какого зверя поймала, – и Марина гордо продемонстрировала на своем телефоне фотку, где были видны лишь не вполне трезвые глаза – все остальное было покрыто густой рыжей шерстью с проседью, патлы падали на плечи, а из-под бородищи выглядывал массивный крест.

– Поп?

– Зачем сразу поп? Обычный айтишник…

Будучи на пять лет старше Лимы, Марина была и спортивнее, и стройнее, однако последние десять лет пребывала в тотальном одиночестве, так как ее смахивающее на выхухоль лицо было известно всем и каждому по газетным репортажам времен громкого судебного процесса. Мужчины ее узнавали и побаивались. Как она сама об этом говорила: «коняшки бздиловатые». И лишь теперь, когда она радикально сменила имидж, нашелся какой-то, по ее выражению, любитель старушатинки.