Дарья Зимина - Горлица и лунь

В крыльях горлицы мало силы. Только Агафия была волколаком. Оттого стрелой летела она против ветра и метели над золотыми куполами церковными, будто парящими (все вокруг белым-бело!), черневшими бревенчатыми боярскими и купеческими теремами, избами и мастерскими простого народа, высокой стеной с фигурками богатырей, хлопавших рукавицей об рукавицу, чтобы согреться. Княжна будто обнимала крыльями темное небо. Холодный воздух шевелил перья, да разве волколаку опасен мороз? Пусть кутаются в шубы боярышни, пусть лицо закрывают руками, когда слишком высоко над рекой взлетают весной качели. Доберется когда-нибудь Агафия даже до ясного солнышка и луны, хрупкой, как льдинка на луже. Жаль, не видно искрящейся глади полей и замерзшей Рюнды. Не всплывают похожие на шерсть медвежью конусы елок, снегом присыпанных. Не тянется легкий дымок из изб деревенских. А все же удивительная ночь – дикая, неистовая, будто сама вперед смельчаков несущая. Остался позади даже оплакивавший князя Ярослава Сороцк. Метелица утихала. Зоркими глазами смотрела Агафия вниз, больше всего и боясь, и желая увидеть неведомые кередские юрты.

Вдруг из леса, над которым летела княжна, раздался стон человеческий. Горлица встрепенулась и полетела вниз.

Там был леший ростом в два витязя из дружины княжеской, в плечах широкий, с обвисшим брюхом. Голое тело покрывал зеленый мох, из которого и зимой росли грибы ядовитые. Седые волосы и борода и кустистые брови прятали и нос, и рот, и лоб, и уши. Только два тусклых белых глаза – правый больше левого – смотрели на припорошенные снегом деревья равнодушно. Леший ноги – пятками вперед – переставлял тяжело, хрипя и отплевываясь. В сучковатых, как корни дуба, когтистых лапах держал он дубину тяжелую, от взмаха которой, видно, сломалась высокая сосна, придавив небольшого волка с грязно-серой, почти темной шерстью. Он кричал человеческим голосом! Крупная медведица с шерстью светло-бурой вразвалочку выскочила между лешим и жертвой его.

– Чего надобно, Хозяин леса?

– Пф! Волко-пф-лаки! Пре-пф-дали всех – с пф людьми яш-пф-каетесь!

– Разве волколак лешему не меньшой брат?

– Пф! Забыли пф! Все пф забыли! От-пф-чего не но-пф-сят кашу да пф хлеб в ле-пф-са? Не прости-пф-ли этого боги пф древние! Захлеб-пф-нуться от кро-пф-ви люди. Чую! За пф корот-пф-кую память. И волко-пф-лаки с ними! Пф!

– Разве мы принесли веру новую в эти земли? По порядку нынешнему волколакам после смерти в геенне огненной гореть положено, хоть всю жизнь молитвой да постом душу спасай. Среди людей живем в страхе вечном и горестях. В лес податься нельзя – лешие нападут. Знать, велика перед всем миром вина наша. Не губи. Отпусти без обиды.

– Пф! Не раз-пф-жалобишь пф меня! Кому пф верить? Волколаку? Пф! Бабе? Пф! Лукавые!

Волк под деревом притаился, прижал к голове уши и дрожал. У лешего из невидимого под бородой и усами рта вверх летел серебристый пар. Надо было придумать что-то.

– Пока ты со мной лясы точишь, у Рюнды мужики рубят лес. Я видела, когда сюда летела. Поспеши, уцепись за сани. Плох тот хозяин, кто за владениями своими спустя рукава следит.

Леший прищурил глаза, с шумом вдохнул в спрятанный род седыми прядями нос морозный воздух. Ничего не мог учуять он из-за ветра и снега. Развернулся и пошел к далекой Рюнде, не оставляя следов на глубоком мягком снегу, бесшумно. Тенью растворился он в зимнем лесу. Медведица подошла в сосне, обхватила лапами могучими ствол, поднатужилась так, что под черными губами заблестели клыки острые. Темный некрупный волк, скуля, выполз из ловушки.

– За спасение мое благодарствую, – сказала спасенная. Был ее голос странным – так звучали родные слова княжны в речах купцов заморских.

– Ты откуда? – любопытно стало Агафии. – Должно, издалека.

– Я родилась в этих краях, но в семье бедной, и была взята в плен ребенком малым. После долгих мытарств попала к принцессе Лан из Хуа-го. Как давно это случилось – и как далеко! После смерти госпожи стала я служить Бортэ-ханум, дочери Бату-хана.

– Того самого! Зверь он все-таки или человек?

– Я двадцать лет скиталась по степям, а он спал, пировал и ласкал пленниц в соседней юрте. Знаю, что предки Бату-хана с волками связаны 20 20 Батый – прототип Бату-хана – происходил из рода Борджигин. Ученые связывают возникновение этого этнонима от слов «бөри» («волк») и «тегин» («принц») , но сам он обычный вдовец, потерю супруги оплакивающий и к нуждам дочери своей внимательный. Нет в нем ничего, что пришлось бы кередам не по нраву, а детей все воспитывают на его примере, – рассказала волчица почти восторженно, но после будто опомнилась. – Слишком долго жила вдали от народа своего. Все перемешалось. Даже язык… Я ведь не поняла, что тебе говорил тот, страшный.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Прототип – Рязанское княжество

В честь озера Светлояр, прототипы – Черниговское княжество, Новгородское княжество

Прототип – Ижеславль, город в Рязанском княжестве

Прототип – монголо-татарское иго

Прототип – Иберия

По-китайски «зимняя слива»

Прототип – Китай

По-китайски «орхидея»

По-монгольски «ветер»

Лопасня, город в Рязанском княжестве

Пронск, город в Рязанском княжестве

Ростовец, город в Рязанском княжестве

Ожск, город в Рязанском княжестве

Прототип – дама из Эльче, автор понимает принадлежность убора прошлому Испании, а не Кавказа

Штаны

Прототип – Византия

Прототип – Херсонес

Прототип – легенда о Гикии

св. Григорий Богослов, 13, 43