Руслан Рузавин - Снимок, который звенит. Роман-репортаж

А мать…

Эйприл проводит рукой по шершавой коре. Манговое дерево, на котором никогда не росло манго. Что-то с ним, видимо, было не так, только вот что? Дерево как дерево, борозды морщин по коре, неотличимое от тысяч других вокруг. Не было.

Мать всегда и всех жалела. Вечно стертыми руками прачки гладила его по спине после очередного вразумления. Уже когда пошел на муай-тай, он узнал, как трудно продержаться пять минут, если защитой тебе – только твое тело. Узнал и ужаснулся – как же она… все эти годы – как? Но когда отец падал, пьяный «в дрова», не дойдя до родного порога, она тащила его волоком в дом. Тащила, надсаживаясь, свою карму покорно и жалко. Была ли эта жалость добром? Добро ли это, когда жалко всех ? И почему… Нет, нет, помню. И как так все устроено, что кто-то терпит всю жизнь и ничего не получает взамен? А куда потом денут Бессмертные твой атман, еще большой вопрос. Может, будешь вечно летать по окрестностям… Может, и мать сейчас где-то здесь? Она первая умерла, и болезни никакой серьезной не было. Просто что-то надорвалось внутри, такое ощущение. Отец запил сильнее, начал все тащить из дома, из мастерской его уже на тот момент выперли. Еще как-то попробовал по старой памяти поучить их с сестрами. И тогда Сомчай без особого труда захватил его шею одной рукой, пригнул и второй защелкнул «замок». И чувствуя слабые трепыхания отца, выбраться тот гарантированно не мог, думал, как соблазнительно поддавить немного сильнее, и еще думал – Великий Будда, это вот это… вот этого мы боялись все эти годы?!. Вот этого, Великий Будда! И так и сгинул он где-то, кто-то из «друзей» тогдашних пристукнул, скорее всего. Сестры перебрались в Бангкок к дальним родственникам. А он был на тот момент уже крепким бойцом-середняком. И даже, казалось, пробьется выше. Не жалко ни себя, ни других было. Остался. Сестры писали какое-то время, но недолго. Была ведь нормальная семья, не хуже, чем у других. Была семья, нет семьи. Почему же… А, да. Потому.

Эйприл вдруг понимает, что плачет. И еще понимает, что плачет она красиво. Опершись одной рукой о родное дерево, голова приподнята, чтоб не смыло тушь, слезы из широко открытых глаз. И это все не специально, как-то оно само так… плачется. А она только сторонним зрителем наблюдает, да аккуратно сложенной салфеткой промокает уголки глаз. Ч-черт… Лицемерие, ложь, калиюга. Неужели и в прошлом нет ничего настоящего?.. Нет.

Ничего. Для нее сегодняшней – ничего. И дерево это… Липкие кусты выстрелят лианой, обовьёт и задушит. В джунглях такие не растут. Есть только настоящее, и ничего больше, и нигде. Жарко. В этом настоящем жарко. Недалеко, к счастью, идти, но жарко, жарко. Как? Как, прожив столько лет в этом месте и с такой погодой, как ей может быть сейчас так?.. Недалеко, недалеко. Стоп. Автомат с водой и три «стиралки» рядом. Все приковано цепями к стене. Хм-м… Раньше не было никаких автоматов, но и приковывать никому бы в голову не пришло. Надо бы почаще, пожалуй, заходить… Ладно, что рассуждать, если вода, и если работает, и… Эйприл бросает мелочь, выхватывает бутылку – теплая! – и тут же выпивает ее залпом почти всю. Ф-фу, жарко. И мокро теперь еще, мокро везде. Ладно, это недалеко, недалеко. Персональное жарко-влажное облако словно бы окутывает ее. Так бывает, всем вокруг жарко, но не так, в них не упирается персональный световой тоннель от Солнца. И будто не струйки пота текут по спине, а извиваются горячие змеи. Как она раньше жила здесь? И никаких ведь кондиционеров тебе, и льда никакого. Цивилизация… Говорят, дети бедуинов, уехав из пустыни, никогда уже не могут вернуться. Организм не выносит. Жарко когда. Жарко, жарко. Что ж он… не выносит-то? И может, им некуда податься больше, кроме как обратно в бедуины? А тут – на тебе, говорит организм. Нет тебе прошлого, и нечего тут шариться. Ушел – и ушел. Где ж силы-то… Недалеко, недалеко уже, вот поворот и уже. Человек, что прячет один из своих домов в таком месте, либо идиот, либо настолько изворотлив… А что лучше? Вот он, дом. Обычная коробка, чуть больше соседних, но тоже одноэтажная. Без окон почти, невыразительная абсолютно. А и хорошо, что один этаж. А ну как было бы пять, да без лифта. А лифт нам очень нужен, без лифта нам вообще никак. Человек, спрятавший здесь дом, очень изворотлив, но движется пока куда надо. Пока он вполне может быть лифтом. Поэтому следует предостеречь его насчет того чиновника, что делил аренду. Чиновника, купленного на корню Триадами, а с Триадами спорить не стоит. Главное, чтобы человек этот двигался и завтра туда же, куда сегодня. Жарко, жарко… Дети бедуинов, вот как они. Может, им хреново там, куда они переехали. И может, вот именно сейчас вот особенно хреново. Хотя и все в порядке вроде. И нужна вот сейчас особенно им опора какая-то. Где-то. А в прошлом этой опоры нет. Приехали такие. Вот стул, подарки положи… ну сюда хоть, водички вот выпей теплой. Все? Все. Давай, не скучай. А чего ты хотела, жить все равно здесь не сможешь. Так что давай к кондиционерам своим…

Выдохнув, Эйприл открывает своим ключом дверь. Входит, дверь за ней закрывается. Личное облако жара невидимыми змеями просачивается следом.

Дом-коробка. То ли склад, то ли… не пойми что. Коробка-дом. Ж а ра больше, гораздо больше, чем на улице. Будто его спрессовали и упаковали в эту коробку. Где-то ведь есть здесь кондиционер, не может не быть. Целая коробка жара, кто-то взял и уложил его сюда, не подумав, как сквозь это идти. Даже цвета деформировались. Все стало более сгущенных оттенков, чем на самом деле. Вот комната со стенами цвета «какао с молоком», а они наверняка бежевые. Бежевые стены, бежевый стол, бежевый…

– Садись, – стены? В таком месте всего можно ожидать.

Но нет, не стены. Просто человек, сидящий за столом, безжизнен, словно статуя Будды. Нет, от Будды всегда проистекает жизнь. А от этого…

– Садись, – с той же интонацией.

– Ф-фу, душно как, – послушно садится. – Что, кондиционер не работает?

– В этой стране не было не то что кондиционеров, даже просто льда не было. Совсем недавно. Ты еще должна помнить.

Слова не сразу долетают сквозь эту прессованную стену жара. Да еще такие стертые.

– Я помню. Я не должна приходить сюда без особых причин…

– Но пришла.

– Да, как раз особый случай. Тот политик на острове, как-то мешал все время. Он не сам это… В общем, по роду службы ему дали задание найти арендаторов на остров, а те люди, что ему по-настоящему платят…

– Кто?

– Это… китайцы.

– Китайцы.

– Я бы назвала их… синдикатом. Китайский синдикат дал ему задание остров придержать для каких-то своих, видимо, целей. Это очевидно. Одна подружка узнала его. Официантка из «Черного тигра»…