Пётр Геничев - Неистовый скальпель

В операционную протиснулся внушительных габаритов санитар. Поверх белого халата на нём было синее пальто с меховым воротником, в руках – распухшая тяжёлая «авоська». Он по-хозяйски подошёл к столу, тщательно разостлал газету «Правда». Аккуратно расставил шесть бутылок кефира, положил несколько батонов и большой кусок «докторской» колбасы, завёрнутый в толстую серую бумагу. Достал из стенного шкафчика скальпель, небрежно вытер его тканевой салфеткой и принялся нарезать белый хлеб и колбасу.

– Угощайтесь! –пригласил хирург.

Он извлёк из-под стола гранёные стаканы, которые вместе с медбратом ловко наполнил кефиром.

Все дружно чокнулись за успех предстоящего опыта. С аппетитом выпили кефир и «закусили» бутербродами.

Дементьев велел переводчику:

– Расспросите мистера Барнарда, как ему всё-таки удалось проникнуть в Москву, а затем и сюда, к нам?

Переводчик коротко побеседовал с Кристианом и поведал:

– Когда ему отказали в советской визе – ведь у нас нет дипломатических отношений с Южно-Африканской Республикой, – он пошёл на хитрость: запросил визу в Лондоне. И как любой желающий, по туристической путёвке прибыл к нам с группой попутчиков, пожилых англичан.

А найти лабораторию, по его словам, оказалось нетрудно, ведь на Западе гремит слава о Вас и Ваших двухголовых собаках. Там всё ещё смакуют сообщение о том, как слабонервный русский фоторепортёр грохнулся в обморок, впервые увидев такое животное… В британском посольстве в Москве господину Барнарду дали адрес «Склифосовского». Он взял такси – и сюда. В клинике пристроился к этим трём стажёрам из Восточной Германии и явился к Вам.

– Ну и ну, смелость не только города, но и лаборатории берёт! А не рискует ли наш подпольный гость, чего недоброго?

– Я задал ему примерно такой же вопрос. Он отмахнулся в том духе, что игра стоит свеч. Мол, за пару дней он так многому у Вас наверняка научится, что можно будет и пострадать в случае чего.

Да, и ещё он поинтересовался – не навредит ли Вам своей молниеносной стажировкой.

– Мне? Мне уже нечего опасаться. Я и так невыездной после посещения этого чёртового Мюнхена – якобы поделился с немцами государственной тайной в области медицины, и чуть ли не собирался там остаться. Всё равно теперь работаю почти нелегально. Но это не для перевода иностранцам, боже упаси!

Кстати, уточните у южноафриканского «лазутчика», что интересует его в наших опытах в первую очередь?

Переводчик пошептался с Барнардом на английском, и доложил:

– Прежде всего, разумеется, секрет успешного вживления второй головы собакам – их фактического превращения в сиамских близнецов. Но нисколько не меньше – метод аортокоронарного шунтирования. За границей все считают Вас пионером в этой области. Ведь именно Вы ещё в 1952 году первым додумались вшить часть внутренней грудной артерии в коронарную, пояснил мне мистер Барнард. А теперь он очень хочет позаимствовать этот ценный опыт из первых рук, чтобы научиться спасать обречённых на скорую смерть людей. И посетовал, что до сих пор ему удаётся только замена сердечного клапана.

– Понятно. Ну что же, господа-товарищи, наш торжественный банкет завершён. Приступаем к делу.

Игорь, ввози собачек!

Все быстро надели марлевые маски, поправили белые шапочки и помогли друг другу натянуть резиновые перчатки.

XVI

– Подлецы, подлецы! Нет, какие же они подлецы! Ну, просто пёсьи головы!

Разгорячённый Дементьев втиснулся в крошечный коридор своей однокомнатной квартирки, не переставая громко возмущаться. Навстречу поспешила жена Лиза. Её обычно спокойное добродушное лицо выражало тревогу.

– Что стряслось, Володенька? Опять неприятности на работе?

– Ах, какие же негодяи! Чем он им помешал? Они убили моего Тришку!

– Не может быть! Ты уверен?

– Никто ничего не видел, не слышал и не знает. Но сторож шепнул мне, что Тришка с проломленным черепом, уже мертвый, валялся во дворе института, возле лаборатории. А потом кто-то – сторож не говорит, кто, – приказал ему тело убрать. Что он и сделал.

И зачем мы выпускали Тришку гулять без присмотра… Ведь он был знаменитостью, о нём писали в иностранных журналах. Вполне здоровый, жизнерадостный, с прекрасным аппетитом.

– Кому же эта расправа понадобилась? Кто из коллег так сильно тебе завидует и ненавидит твоих животных?

– Откуда мне знать? Главное, что Тришка прожил уже больше четырёх месяцев с двумя сердцами в грудной полости, и, я уверен, мог бы протянуть ещё немало. Но кому-то помешал.

Вот пёсьи головы! Они не останавливаются ни перед чем, лишь бы покончить с развитием трансплантологии. А ведь за ней будущее советской и мировой медицины. Но если этого не понимают в министерстве – всё пропало! Указиловка сверху священна.

– Значит, мщение исходит от Минздрава?

– Не знаю, не берусь утверждать, ведь не пойман – не вор. Но чиновная братия и некоторые коллеги чуют, откуда ветер дует.

Не стал говорить тебе полгода назад, что я наотрез отказался сделать министра соавтором моей монографии «Пересадка жизненно-важных органов в эксперименте». Вот она и валяется у нас дома. А теперь ещё и убийство Тришки…

– И что ты собираешься делать? Уже обращался в милицию?

– Зачем? Бесполезно. Тришку не вернуть же.

Жена на минуту задумалась и решительно сказала:

– Выход есть! Давай брать собак сразу же после операции к себе домой. Конечно, только по одной. Будем выхаживать здесь, так безопаснее.

– Здесь?! В наших хоромах? А что скажут соседи?

– Соседей я беру на себя. Как-нибудь умаслю.

– Но тогда придётся и кормёжку животных взять на себя. А разве сможем вписаться в мою девяносторублёвую зарплату младшего научного сотрудника?..

Хотя можно ведь сдать в комиссионный магазин мой «кобеднешный» костюм – всё равно он мне не нужен, в церковь никогда не ходил, а на конференции и симпозиумы меня больше не зовут.

– Пусть и деньги тебя не волнуют. Справлюсь, впишусь в бюджет. Главное – чтобы ты продолжал спокойно заниматься своим любимым делом. Я давно уже поняла, что в этом весь смысл твоей жизни.

– Спасибо тебе, Лиза! Ты – моя единственная опора и надежда, боевая подруга до конца дней. Зови дочку, давайте ужинать, а потом освободи мне стол на кухне. Хочу поработать над одной брошюркой.

Он проник в тесную кухню, одну из стен которой украшали около десятка почётных дипломов на немецком, французском и английском языках.

XVII

Морозным декабрьским днём 1970 года у здания министерства здравоохранения СССР в Рахмановском переулке столицы лихо затормозил голубой микроавтобус «Латвия».

У входа, поеживаясь от холода, стояли трое солидных мужчин. Они были без пальто и головных уборов, в тёмных костюмах, белых рубашках и при галстуках.