Клара Шахова - Нечаянный дар. Мистические и просто необычные истории

1986г.

На крыльце в ослепительном полуденном свете стоит женщина с младенцем на руках. Она ещё совсем юная – румянец во всю щёку. Тёмный плат слегка укрывает её пышные волосы. Руки, обвивающие упитанное дитя, кажутся такими тонкими, что вот-вот не выдержат – разомкнутся. В ногах у неё притулились два ангелочка с загадочно-лукавыми мордашками…

Нет, это не описание «Сикстинской мадонны» Рафаэля. Такой я впервые увидела тётю Катю с её погодками Шуркой и Славкой пяти и четырёх лет и совсем ещё маленьким Витюшкой.

Я смотрю на эту «картинку» снизу вверх – крыльцо высокое, а я почти такая же, как погодки, которые потом станут товарищами по играм моим младшим братьям.

Болтневы переехали в наш городок из сельской глубинки. Купили дом наискосок от нас и тут же начали строиться заново. Рядом со старым деревянным домиком быстро выросли кирпичные стены. Когда переехали в новый дом, старый снесли. То, что от него могло пригодиться, увезли на соседнюю улицу, где приобрели пазьмо – так тогда называли участок земли под застройку. Там поставили ещё один дом – для бабушки, матери тёти Кати, которая не захотела оставаться одна, без помощи молодых, в деревне. Вторая бабушка, мать дяди Коли, жила с ними. Но и на её имя застроили дом – уже третий по счёту.

К тому времени Шурка окончил техникум. Славка – среднюю школу, и подоспела пора обоим им идти в армию. На счастье, в военкомате решили, что служить они будут вместе, в одном подразделении. Да счастье то было недолгим. Только родители съездили к ним «на присягу» – вслед пришла телеграмма. И снова они туда поехали – за гробом. Погиб Славка.

– В командировку его послали за горючим, – рассказывала потом соседям тётя Катя, – в кабине трое их было: водитель да капитан, а Славочка наш посерёдке. Трасса ходовая – машин много, все – на скорости. И откуда ни возьмись – встреч КамАЗ, так и врезались… Водителя сразу насмерть, капитан выпрыгнуть хотел, только высунулся – дверцу-то и захлопнуло взрывной волной – бак загорелся. Голову ему напрочь…

– Оторвало?!

– Оторвало. И она покатилась. Потом еле нашли в кювете. И оказался мой сыночек зажатый меж двух мертвецов – ни туда ему, ни сюда. А машина горит… Живой в машине сгорел.

Она поджимала губы, вздыхала, всхлипывала, но глаза оставались сухими. Без неё соседки судачили меж собой: мол, не больно жалеет Славку. Что греха таить, озорник был, задира. Выпивать рано начал. Николай-то сам не пьёт, а самогонку на глазах у мальчишек гонят. Шурка вроде на это дело не падкий, а Славка пристрастился.

Какое-то время спустя к ближайшим соседям Болтневых заглянула по делу знакомая из пригорода, услышала от них тёти-Катину версию и возразила:

– Не так всё было. У моей двоюродной сестры сын с этими ребятами… ну там же служит. Он по-другому в письме написал. Помните, они к ним «на присягу» ездили?.. Так не с пустыми руками! Бутыль самогону привозили – отмечать, значит. Они, солдатики-то новоиспечённые, там перепились, передрались и Славку-то в этой драке убили. А Шурка в это время в наряде был, как узнал – с ним нервная горячка сделалась. В госпитале отлежал – да его в другую часть перевели… Это ж надо такое напридумывать – голову в кювете нашли… Живым сгорел… Господи, и поворачивается же язык!

В это время я училась в институте в другом городе. Приехала на каникулы – встретилась с отслужившим уже Шуркой и ещё с одним парнем с нашей улицы. Мы стояли на перекрёстке, болтали ни о чём, смеялись, но когда мой взгляд падал на Шурку, меня пугали его глаза – они были не с нами. Кстати, парень он был хоть куда – высокий, широкоплечий и лицом пригож, прямо добрый молодец из сказки. Только был тот молодец словно заколдованный. Уже после каникул в институте узнала от земляков – Шурка Болтнев застрелился из охотничьего ружья.

– Ему всё казалось, что он в Славкиной смерти виноват, – рассказывала мне потом подробности мама со слов самой же тёти Кати. – Он да мать. Зачем самогон тот привезла?! И он – знал же, каким Славка во хмелю бывает. Да разбить надо было ту бутыль или вылить! Винил больше себя – не смог младшего брата уберечь…

Говорят, время лечит. Но тут чем больше его проходило, тем дальше от реальности уносило парня в горе.

– Ему казалось, что она так же переживает, как и он, – горестно продолжала мама. – Однажды взял ружьё и говорит: «Мама, я тебе помогу, а потом сам…». Она – крадучись, в бабкин дом недостроенный, да там и спряталась. Он понял, где она. Пришёл и чуть ли не на её глазах ружьё стал пристраивать. И ей невдогадь?! Не кинулась к нему, не повисла на руках… Людей не позвала и сама не уговорила. Чай, были у них и допреж разговоры – и слов-то нужных не нашла… Уползла улита под кровать. За себя испугалась больше, чем за него.

– Так, может, думала, что он не всерьёз?

– Как не всерьёз?! Ружьё – это тебе что? Леденец на палочке?.. Теперь вот остались с Витюшкой-дурачком. Вон посмотри – опять в похороны играет.

Тот самый упитанный младенец, с которым на руках я впервые увидела тётю Катю, страдал болезнью Дауна. Характерная маска с возрастом ещё чётче обозначилась на его лице. Но сам Витюшка был довольно крупным и для этой болезни, и для своих семнадцати лет. Раньше он просто любил бродить по соседним улицам, что-то бормоча себе под нос. Теперь, после вторых похорон, целыми днями сидел на куче песка возле дома и строил… кладбище. Вот роет свежую могилку, достаёт из-под скамейки «реквизит» и, тяжело ступая, идёт вокруг кучи, изображая то отпевание – попа с кадилом, то духовой оркестр с «ударными» – крышками от кастрюль. Потом садится у «могилки» и плачет над замызганной безволосой куклой, завёрнутой в белую тряпку. Закапывает её и втыкает в бугорок связанный из палочек крест.

Господи, как же это всё пережить родителям?! Николай Болтнев на похоронах старшего сына, говорят, оглядел народ замутнённым слезами взором и изумился:

– Старух, старух-то сколько! И все – живые!

А Катерина была, как полумёртвая. Но уже после девяти дней они оба сели в свою «Ниву» и поехали за добычей: что-то где-то перекупали, потом перепродавали втридорога. Тогда это ещё не называлось бизнесом, а считалось позорным делом – спекуляцией.

– А как же? – оправдывалась потом перед любопытствующими тётя Катя. – Дом-то надо достраивать.

В самом деле, последний дом был ещё не полностью отделан и экипирован всевозможными постройками. Кстати, дома бабушек изначально предназначались сыновьям: мол, женятся – и сразу есть, где жить. Тем более, что одна из бабушек умерла ещё до ухода ребят в армию. В готовом доме сразу же поселилась вторая сватья. А недостроенный явно оборудовался на продажу.