Надя Бирру - Прощальная прелюдия, или Прогулка под дождём

© Надя Бирру, 2021

ISBN 978-5-0053-1245-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Обольщать! В огне этой игры

Сгорела частица моей жизни.

Луи Арагон

Ах, что за женщина жила

(Бог её помилуй) —

Не добра и не верна,

Жуткой прелести полна,

Но мужчин влекла она

Сатанинской силой

*

…то воет бедный разум мой,

Как в ночь глухую волк голодный

*

– А может быть, она была слишком одинока?

– Глупости, она была окружена людьми, и все

Были переполнены к ней участием.

– А может быть…

*

Нет спора —

Безумье сильных требует надзора!

*

…Не советую вам впадать в отчаяние, ибо тем,

кто будет жить после нас, суждено увидеть ещё

худшее

*

…душевных наших мук

Не стоит мир

*

Я чувствую, что исчезаю постепенно. Это, может быть, смешно…

*

Как мелки с жизнью наши споры,

Как крупно всё, что против нас.

*

Нам было ясно, что мы пьём не за новое свидание, а прощаемся навсегда. Она говорила о каких-то таинственных заболеваниях, о скрытых силах звёзд, и я сказал ей, что не суеверен. Однако угрожающие тени смерти уже лежали на её лице. Мне кажется, я увидел их…

*

ИБО ПРОШЛИ ГОДЫ, И НАСТУПИЛО ВРЕМЯ ИСПОВЕДЕЙ

Я шёл к доктору и думал: он – единственный объективный свидетель, он один знает о ней правду. Но как спросить? Да и помнит ли он?

Всё разрешилось неожиданно просто: едва я вошёл в его кабинет, как на столе увидел маленький портрет – фотографию, размером с ладонь, вставленную в красивую деревянную рамку с подставкой. Несомненно, это была она. Я торопливо представился и, издав многозначительное: «О-о!», указал ему на портрет.

– Уточните ваш возглас, молодой человек. Что именно вас интересует?

Тон его, пожалуй, был чуть более насмешлив, чем это допустимо для первого знакомства, но я не возражал, меня манили лавры её первого биографа, и я сразу открылся:

– Вы знали её, она была вашей пациенткой. Теперь вы один можете рассказать о ней правду!

– Правда?

Он склонил голову на бок и взглянул на меня с интересом, после чего, что-то видимо решив про себя на мой счёт, изрёк:

– Одни склонны считать, что правда-де у каждого своя, другие уверены, что правда одна для всех времён и народов, а я вам скажу так: никакой правды нет вообще. Есть некий ряд перекочевавших к нам из древности заблуждений, одни из которых выгодны вам, но не выгодны мне, либо выгодны всем нам, либо невыгодны никому. Степень выгоды зависит от количества заблуждающихся… А теперь, молодой человек, конкретно: что именно вас интересует?

Я понял, что мой профессор немного слишком стар и немного слишком оригинален, но других источников у меня не было: люди, близко знавшие её, уже ничего не могли сказать, а те, которые могли, говорили такое… Впрочем, кое-что я записал для будущих поколений. Может, они сумеют разобраться в том, что пока недоступно нашему пониманию?

– Где ты?

– Я там, где ветер свищет.

– Где ты?

– Там, где никто не ищет.

Наутро случилась оттепель. Ветки кустов, отягощённые мокрым снегом, никли к земле, влажные проталины жирно чернели вдоль домов. Улицы были пусты и тихи, только дворники разгребали снег широкими лопатами, да кричало вороньё. Кое-где в низинах осел туман, в котором сонно моргнули два жёлтых глаза приближающейся машины скорой помощи, надсадно завыла сирена, фиолетовое тревожное подмигиванье замелькало на снегу и вновь – туман, тишина.

Кто-то тихо поёт без музыки полушёпотом, почти речитативом:

Лето, прекрасное лето

С сонным холодным рассветом,

Лето, прекрасное лето,

С ночью белее дня.

Лето, прекрасное лето,

Как мне забыть всё это?

Лето, прекрасное лето,

Как мне прожить одной

Долгой зимой?

Лето, прекрасное лето,

Мягкое солнце и ветер,

Лето, прекрасное лето,

Хмурый, усталый вечер.

Лето, прекрасное лето,

Как мне забыть всё это?

Лето, прекрасное лето,

Как мне прожить одной

Долгой зимой?

В машине пострадавшая пришла в себя.

Её взяли по вызову из квартиры, позвонила соседка, услышавшая звон разбитого стекла. Имени своего она назвать не смогла, а соседка заявила, что женщину эту видит впервые и что в квартире живут вполне приличные милые люди, которые сейчас в отпуске, отдыхают где-то на юге. Врач скорой помощи заметил:

– Странное время для отпуска.

На что соседка заявила:

– Сами вы странный! – и захлопнула дверь.

В больнице, после оказания первой помощи, ей поставили капельницу. Очень долго не могли отыскать вену, пульс прощупывался слабо.

– Ох, ёлки-моталки, совсем, что ли, некормленная? – удивился присутствовавший при этом санитар Алёша.

Женщина открыла глаза и резко потянула обе руки к лицу. Вставленная с таким трудом игла вырвалась и повисла. Лекарство закапало на пол.

– Ах, ты!

В это время быстрой походкой вошёл доктор.

– Владимир Николаевич…

– Ну, что?

Все вокруг взволновались. Раз сампришёл, значит, случай особый.

– Очнулась. Вот, иголку вырвала.

– Что же вы, го-олубушка! Что же это вы делаете? – пропел доктор, взяв её худую, почти невесомую руку, и заглянул в глаза. – Виктор! – тут же резко окликнул он. Сзади неслышно подошёл Виктор и остановился за его спиной. – Взгляни.

– Да, действительно… – произнёс Виктор, всматриваясь в лицо больной. Она тоже поочерёдно смотрела на обоих.

– Ну, так как же вас, голубушка, зовут?

Владимир Николаевич был ласков, как отец родной, но при этом не терял времени даром – осматривал, ощупывал, стараясь делать это как бы между прочим, ненавязчиво. Она опять перевела взгляд на Виктора и совершенно неожиданно сделала губами странный, не вполне приличный звук. У медсестры Анюты приоткрылся рот, нянечка испуганно ойкнула, доктор посмотрел на Виктора, Виктор на доктора, больная же отвернулась к стене и закрыла глаза.

– Так, ну, отдыхайте пока, – разрешил доктор, поправил очки в тонкой металлической оправе и вышел так же стремительно, как и вошёл.

Новенькую до выяснения личности поместили в особый изолированный бокс с секретом, о существовании которого знали только самые-самые «избранные» люди наверху – сам доктор и парочка из его приближённых, так что, когда все разошлись, медсестра Аня осталась наедине с нею.