Агата Колобанова - Не оглядывайся назад!

Первый человек посадил собачонку на землю и снял с ее спины куртку. «Беги, дурында! И больше не попадайся».

Двое людей, мужчина и женщина, уходили прочь, разговаривая между собой. А мохнатая собачонка смотрела им вслед, прячась в кустах.

Это были удивительные люди. Не такие, как те, что окружали ее теперь. Это были люди из прошлого. Из того прошлого, где незнакомый человек мог ее погладить, сказать доброе слово. Эти люди ее спасли. Спасли просто так, потому, что она попала в беду. Спасли и ушли.

Крадучись, прячась, она следовала за ними на расстоянии.

«Позовите меня! Позовите! Покажите, что к вам можно подойди! И я пойду с вами!» – хотела сказать им она. Но боялась. Слишком боялась. Слишком долго не могла решиться.

Они дождались автобуса, сели в него и уехали. Уехали…

Вернутся ли они? Вова уезжал на автобусе, потом возвращался. Может, стоит подождать их на остановке? Обычно, люди возвращаются вечером. А сейчас еще только утро.

Забравшись под скамейку, она свернулась, положив голову на лапы.

День, дождливый и противный, тянулся медленно, безобразно медленно. Иногда редкие прохожие заходили на остановку. Некоторые садились на скамейку, не обращая внимания на собаку. Некоторые опасливо косились и не решались сесть. Один ребенок отдал Альке свою булочку. Вкусную сладкую булочку с ореховой посыпкой… почти не надкусанную… такую мягкую, что она смогла ее съесть несмотря на боль в израненных деснах. Сердитый старичок с палкой прогнал с остановки, но, когда он уехал, Алька вернулась на свой пост под скамейкой.

Постепенно начало смеркаться. Она ждала. Люди, которых она ждала, не приходили.

«Я не могу вернуться назад. Меня снова поймают. И сделают то же, что с теми кошками. Надо ждать! Они обязательно вернутся!» – твердила она сама себе. Но сама же все меньше верила в свои слова.

Ночь пришла вкрадчиво, Алька даже не сразу поняла, что и день, и вечер закончились. Просто небо окончательно потемнело, а с дороги пропали почти все машины.

«Не пришли. Не вернулись. Не забрали с собой… почему?»

Она не испытывала обиды. Эти люди ничего ей не обещали. Но она пыталась понять, почему люди, которые ее спасли, исчезли из ее жизни, не сказав ни слова.

«А может быть, они как раз на этом автобусе и возвращались? И уехали домой, спать там, у себя дома? Люди ведь всегда возвращаются на ночь домой. Я тут их жду, а они дома спят, и не знаю, что я их жду».

Почему-то эта мысль сделала мир чуть более приятным. Ее никто не отвергал. Это была хорошая мысль. Как раз такая, с которой приятно засыпать.

Утро пришло с топотом множества ног. Люди набились на остановку, прячась от дождя. Их было много, больше десятка.

Автобусы забирали людей, а вместо них приходили все новые и новые. И все куда-то уезжали.

На лохматую черную собачонку, которая тихонько лежала, свернувшись под скамейкой, никто не обращал внимания.

А она смотрела. Смотрела и думала.

Все эти люди куда-то едут. Куда-то. Туда, куда уехали те двое, что спасли ее.

«Чего разлеглась?» – задиристо выкрикнул с рук незнакомой женщины небольшой ярко-рыжий песик.

Алька задумалась, что ему ответить. Но женщина поднялась по ступеням очередного подошедшего автобуса и уехала, прервав так и не начавшийся разговор.

Уехала. С собакой.

Алька и раньше видела, что люди иногда заходят в автобус с собаками и кошками.

Интересно, а без людей собаку в автобус пустят?

Хотя… можно же схитрить. Вот этот человек выглядит спокойным. Он сел на скамейке прямо над тем местом, где лежала Алька и не прогнал ее. А что если сделать вид, что она с ним?

«Помоги мне отсюда уехать, не прогоняй от себя!» – попросила она, когда человек встал и направился к автобусу.

Человек не обернулся, не позвал за собой, но и не прогнал. Значит, можно?

Восхищаясь собственной смелостью, мохнатая собачонка прошла следом за незнакомцем в набитый людьми салон и тут же нырнула под одно из кресел.

Вот тут, никому не мешая, она и будет сидеть, пока не окажется в другом месте. И, каким бы это место ни оказалось, это и будет ее новый дом.

В автобусе было жарко и душно. Множество запахов смешивалось вместе, в один непонятный, тяжелый и назойливый. Люди были недовольны, вертелись, елозили, все время шевелили ногами.

Забившись под кресло, стараясь держаться как можно дальше от непрерывно шевелящихся человеческих ног, черная мохнатая собачонка терпела. Терпела и ждала конца поездки.

Собаки, которые летом жили в соседских дворах, а зимой – в таинственном месте, именуемом Большой Город, рассказывали, что автобус приезжает в другое место, и из него выходят люди. Но ехать надо долго.

Алька не подозревала, что настолько долго. Но теперь поздно было отказываться, назад ей уже не вернуться. Да и куда возвращаться? В нехорошее место, где она попала в ловушку и чуть было не стала добычей людей, которые убивали кошек? На озеро, где ее может поймать Вова? Или к самому Вове, в дом, пропитанный предсмертными страданиями и плачем?

Нет уж. Она будет лежать тут. И ждать. И выйдет вместе со всеми этими людьми в новом месте, и начнет там новую жизнь.

То впадая в оцепенение от духоты и жары, то приходя в себя, она ждала. Ждала, ждала, ждала… и дождалась.

Множество ног одновременно двинулось к выходу. Люди покидали автобус.

Подождав, пока толпа выйдет, Алька выскользнула следом.

«Вот оно, новое место, то самое, которое собаки звали „Большой Город“, сейчас увижу огромные дома…»

Но вместо домов были люди. Много, много, невероятно много людей, которые быстро шли куда-то по своим делам. Бесконечный поток движущихся ног.

Алька попыталась уступить дорогу одному человеку, и тут же чуть не попала под ноги другому. Испуганная, сбитая с толку, она металась, пытаясь избежать столкновения, пока, наконец, не выбралась на траву.

Газон. Газоны она уже видела. На газоны люди почему-то не ходят. Хотя на газоне лучше, чем на дороге: там травка.

Вот на этой травке она и устроилась, пытаясь прийти в себя. Духота и жара в автобусе не прошли для нее даром, во рту пересохло, язык казался большим и шершавым.

Лежа на газоне, собачонка слизывала с травы капли воды, чтобы хоть как-то заглушить мучительную жажду.

Жажда никуда не делась, но дышать все-таки стало легче. Усевшись на траву, собачонка, наконец-то, осмотрелась.

Забор. Длинный забор, над которым возвышаются кроны деревьев. А дальше…

Он был кирпичным. И, наверное, он был домом. Потому, что как еще назвать такое большое и кирпичное, с таким множеством окон, она не знала.

Огромный, до самых облаков. Наверное, они цепляются за его крышу. И еще один такой же. И еще. И еще. Сколько же их тут?!