Агата Колобанова - Не оглядывайся назад!

Притихнувшая от величия открывшегося зрелища, она просто сидела и вертела головой. Дома, дома до самых облаков…

«Эй, ты чего тут расселась?» – окликнул ее незнакомый голос.

Сжавшись от страха, стараясь выглядеть маленькой и покорной, она обернулась.

Он стоял почти рядом. Огромный, могучий, прекрасный, грозный…

Склонив голову, он понюхал сжавшуюся от страха собачонку.

«Девочка. Хорошая девочка?»

«Хорошая, очень хорошая!» – горячо заверила его Алька.

«Хочешь в мою стаю?»

В стаю! В стаю с эти великолепным могучим красавцем!

«Хочу! Конечно, хочу!»

«Пойдем».

Пес развернулся и потрусил прочь, не оборачиваясь. Ему и не надо было оборачиваться. Тяжелое дыхание измученной жаждой Альки было слышно издалека.

«Пить, небось, хочешь?»

«Хочу».

«Хорошо. Покажу, где».

Впервые за долгие-долгие дни черная мохнатая собачонка не чувствовала себя одинокой и беззащитной. Так же, как когда-то следовала за человеком по имени Вова, шла она теперь за этим прекрасным могучим псом. Она не знала его имени, но это было неважно. Она уже любила его и верила ему безгранично.

Как же, оказывается, плохо быть одинокой! Как хорошо, что это закончилось!

Черная мохнатая собачонка жадно пила из лужицы и косилась краем глаза на огромного рыжего пса, который лежал неподалеку. Лежал. И ждал. Ждал ее!

Стая. Ее стая. Теперь она – часть стаи. Она больше не одна, с ней всегда-всегда будут другие собаки.

Ради этого стоило проделать страшный и тяжелый путь на автобусе из поселка в это незнакомое, странное место с огромными домами.

Она молодец. Добралась сюда и нашла себе стаю.

«Напилась?» – уточнил рыжий красавец.

«Ага. Еще бы поесть бы…»

«Идем, познакомлю кое с кем».

Все так же покорно, но куда более бодро, она двинулась за своим новым знакомцем. «Кое кто», это, наверное, остальная стая. Их будет много. Много собак – настоящая сила!

Вот сейчас, сейчас она увидит…

Но это же не собаки! Точнее, почти все – не собаки. Кроме одного серого пса.

«Это Шарик. И Хорошие Дети. Запомни их. Этим доверять можно. А другим – нельзя, тут еще и Нехорошие Дети есть. Опасные».

«Дети, это детеныши людей, а люди все опасные», – хотела ответить Алька. Но вспомнила как двое незнакомцев спасли ее от веревки на шее.

Наверное, рыжий пес прав…

«Друган! Друган пришел!» – радостно крикнул кто-то из детей.

«А с ним еще собака! Собака черная!»

Это уже было когда-то в ее жизни. Было, и не раз. Дети, радостно крича, подбежали к ней, окружили, начали гладить, тискать, обнимать.

Кто-то неожиданно прихватил за хвост и заглянул под него.

«Ты чего, ты чего делаешь?! Люди там не нюхают!» – всполошилась собачонка.

«Это девочка!» – радостно сообщил хвостохвататель.

«Я знаю, что я девочка, хвост не трогай!» – обиженно пробурчала собачонка, прячась за рыжего пса, которого дети называли Друган.

«Надо имя ей придумать».

Дети начали обсуждать что-то свое, человеческое, не совсем понятное. А серый пес, наконец, подошел и обнюхал ее.

Он был большим. Не таким большим, как Друган, но тоже больше Альки.

«Вот и вся моя стая. Ты и Шарик. Нас трое. Хорошооооо!» – протянул довольный Друган.

«Хорошо», – согласилась она. – «Только есть хочется…»

«Тоже хочу. Пойдем к бакам, Друган?» – поддержал ее Шарик.

Втроем, оставив детей обсуждать непонятные человеческие вопросы, они отправились прочь, петляя между огромными домами.

Мусорные баки оказались недалеко. Большие, металлические, заманчиво пахнущие…

«Еда, еда, еда!» – только сейчас осознав, как же голодна, Алька бросилась к этим источающим аромат огромным железным кубам и запрыгнула в один из них.

Она вертелась, нюхала, гребла лапами, рвала пакеты, пока не наткнулась на почти не обглоданную куриную спинку.

«Вот сейчас наемся, и все будет совсем замечательно…»

Ожидая аппетитного хруста тоненьких косточек, собачонка сжала челюсти… и, жалобно взвизгнув, выпустила свою находку.

«Ты чего, спасать надо?» – уточнил Друган.

«Я… не могу есть! Больно…»

«Совсем не можешь? Это плохо. Или в тенечке полежи, потом попей!»

Обескураженная и несчастная, собачонка выбралась из бака и устроилась рядом, на газоне.

Двое псов, рыжий и серый, вытаскивали из мусорного бака пакеты и разрывали их в поисках еды. А она смотрела на них.

Если она не сможет есть, что с ней будет? Неужели все вот это – новое хорошее место, где можно жить, стая, дети, которые уже любят ее, – просто подарок на прощание, чтобы не так обидно было умирать?

Черная мохнатая собачонка пила. Жадно пила прохладную воду из лужи, пытаясь заглушить голод. А два пса стояли рядом и с тревогой на нее смотрели.

«И что, совсем не можешь есть?» – сочувственно уточнил рыжий гигант Друган?

«Не могу. Больно», – грустно подтвердила Алька.

«А когда последний раз ела? И что?»

Собачонка задумалась. Ведь было же что-то… вкусное было, хорошее, мягкое…

«Булочка! Мне дали булочку, и она была такая мягкая, что я смогла ее съесть, было почти не больно!»

«Булочка… это же хлеб?» – вмешался доселе молчавший Шарик.

«Хлеб, да…»

«А тебе птичий хлеб не подойдет? Он тут есть неподалеку».

«Тут есть хлеб? Где?!»

Как же она хочет есть! При одной мысли о мягком хлебе, который можно жевать даже таким израненным ртом, этот самый рот наполнился слюной.

«Идем, покажу».

Хлеб! Мягкий хлебушек! Мягкий-мягкий-мягкий… Наконец-то она поест!

Предвкушая сладковатый вкус во рту, она семенила за новыми друзьями. Вот сейчас, сейчас…

Хлеб лежал на железной крышке канализационного люка. Большая горбушка батона и еще несколько ломтиков рядом. Счастливая, Алька схватила горбушку…

Черствая! Черствая как камень.

«Ну, как?» – заботливо поинтересовался Шарик.

Она хотела ответить: «Он черствый, я не могу это есть!»

Но для того, чтобы ответить, нужно было выпустить изо рта горбушку. Черствую несъедобную горбушку… свою последнюю надежду.

Молча сжав жесткий хлеб зубами, она прижала к нему язык и ощутила слабый сладковатый привкус белого хлеба.

Нет уж. Теперь она его не выпустит. Будет ходить так и трогать языком.

Так она и трусила за своей новой стаей, сжимая челюстями заветную горбушку, прижав к ней язык.

Чуть-чуть, совсем немного вкуса… хоть что-то…

Дети подбежали к ним неожиданно.

«Сейчас будут меня тискать. Еще и в пасть полезут!» – мрачно подумала Алька.

И осознала, что не хочет, чтобы ее тискали.

Молча развернувшись, она потрусила прочь.

«Кристя! Кристя, Кристя, иди сюда! Сюда, Кристя!» – кричали за спиной детские голоса.

Алька так и не поняла, кого они зовут. Во дворе есть еще собака?