Авель Мунн - Следующая станция – Тель-Авив

– Ну да, и это тоже. Упекут тебя в один прекрасный день за хулиганство и останутся твои дети сиротами. А еще доцент. Математику преподаешь.

– Где все? Кстати, о детях…

– Дана и Ноа поехали в эту арабскую деревню, как ее… Лод.

– Лод – это не арабская деревня, это город.

– Конечно, город, в котором пятьдесят процентов – наркоманы, а остальные – арабы. И они не в сам Лод поехали, а куда-то в окрестности с еще большей плотностью арабского населения.

– Пускай. Это полезно. Надо все увидеть и со всеми дружить, а то они тут как в теплице.

– …Сказала женщина, планирующая лихо объезжать по тротуару замешкавшихся мамашек, а в крайнем случае, если не получается объехать, душить.

Дафна весело рассмеялась. Муж Алон, хоть и не был гигантом секса, зато любил ее, был ее человеком, ее каменной стеной. Знал ее насквозь как есть. Любил то сырое, не обработанное общепринятыми мерами вежливости нутро ее души. Он ее пара, ее уровня, ее сорта. Нежность в виде обоюдного цинизма веселила их, она давно вытеснила интимность, и ни у кого не было сил это менять.

– За ними надо ехать?

– Сказали, что позвонят. Если понадобится, я съезжу.

Дафна насторожилась.

– А если не понадобится, это что значит? Как они приедут?

– Нет, нет, поедешь за ними. Еще не хватало шататься по тель-авивской Центральной станции ночью. С этими дикими эритрейскими беженцами.

– А как же насчет «со всеми надо дружить»? Как-то ты своеобразно себе противоречишь.

– Не спорь, я устала.

– Там вся компания, мне всех не увезти.

– Ладно, тогда встретишь их на Центральной.

Дафна устало сняла туфли на плоской платформе, натянула удобные тапочки. В квартире, как всегда, царил легкий бардак. Валялась обувь посреди входа, одежда навьючена на стулья. На полу в стелящихся лучах заходящего солнца контрастно выделялись многочисленные волоски собаки Туки, золотого лабрадора. Сам Тука мирно посапывал, развалившись на бежевом коврике, сплетенном из толстых джутовых веревок. В знак приветствия лениво помахал хвостом, приоткрыв один глаз. Дафна пошла на кухню и принялась наводить там порядок. Если она с легкостью переносила беспорядок по всей квартире (а то, что творилось в комнате дочек, ее вообще не интересовало), то кухня была чувствительным местом, там все должно блестеть. Несмотря на сосущее чувство голода, она принялась за уборку. Иначе она не смогла бы есть. Она достала чистую посуду из посудомойки и разложила в шкафу. Затем собрала по всей кухне грязную посуду и заново заполнила машину. Протерла мраморные поверхности. Раньше, когда дети были поменьше, все было гораздо сложнее. Домой приходилось не спокойно добираться, неспешно засматриваясь на витрины магазинов, а нестись сломя голову, чтоб успеть забрать детей из садика или школы. Надежды на временную передышку и смену декораций было мало. Девочек надо было сразу же кормить и везти на кружки или же на частные уроки. Иногда к ним приходили подруги девочек, которых тоже надо было кормить, но хотя бы отпадала необходимость их всех развлекать. К вечеру Дафна валилась с ног от усталости. Приходилось вставать в пять утра, чтоб проверить работы студентов. Единственной отдушиной в то время был заплыв в бассейне в пятницу утром. Дафна проплывала два километра ритмичным брассом. Это восстанавливало ее душевное равновесие и держало ее тело в тонусе.

Алон взял в руки пульт от телевизора, развалился в откидном кресле и задорно крикнул в сторону кухни:

– Может, посмотрим «Игру престолов»? Я скачал третий сезон.

– Давай, только я закончу тут и поем.

– Откроем вино?

– Нет, я хочу потом побегать.

– Значит, иди сейчас побегать, до еды. Потом спокойно выпьешь вина.

Ей хотелось посмотреть «Игру престолов», растянувшись на диване с тарелкой чего-то вкусного, и провести ленивый вечер, толстея, перед экраном. Ее сущности не претило никчемное времяпрепровождение. Ведь сейчас, когда дети подросли и достигли относительной самостоятельности, вечером можно заняться спортом, неспешным плаваньем или бегом. Можно порисовать масляными красками на балконе. Убрать в свое удовольствие Данину комнату. Девочка не умеет это делать, но страшно страдает от кошмарного беспорядка. Завалиться на диван, созерцая вновь любимых героев, оказалось заманчивее всего. Еще Дафна знала, что открыть вино – это на Алоновом языке значит «потом секс». Но сегодня секс не входил в ее планы. Сегодня была годовщина.

– Тебе еще сегодня за руль садиться, – сказала Дафна.

– Сами доедут.

– Нет, давай посмотрим одну серию и все. Я пока перекушу что-нибудь и потом пойду бегать. И тебе тоже не повредило бы.

– Я сегодня вместо обеда свалил с работы на двадцать бассейнов.

Алон явно несильно расстроился из-за увильнувшей вероятности секса, остался в приподнятом настроении. Дафну это немного задело. Ее женское самолюбие порадовалось, когда Алон предложил провести совместно вечер, оно же и расстроилось сейчас, когда Алон проявил равнодушие. Для них посмотреть сериал с бутылкой вина, а потом заняться сексом – предел романтических отношений. Когда-то давно что-то у них переломилось, непростые годы с маленькими детьми и беспросветным бытом сделали свое. Отдалиться оказалось легко, а сблизиться уже невозможно. Периодически они делали попытки. Любовь их вечна, это они знали, но восстановить интимность не всегда получалось. Каждый раз, когда Алон предлагал открыть бутылку вина, Дафна радовалась: значит, он ее любит. Ей часто казалось, что у него есть женщина на стороне. Задержки на работе допоздна или поздний боулинг с друзьями, конечно, все это могло и, скорее всего, было реально. Но интуитивно все равно что-то мерзкое подгрызало. Так же, как и совесть. За то, что она не его. Она ничья. Безраздельно Дафна принадлежала только своим детям, Дане и Ное. И даже для них она иногда была закрыта, с детства они научились распознавать, когда маму лучше не трогать, все равно она смотрит мимо, куда-то в себя. В романтическом плане все сходилось к случайным любовным связям с потугами на страсть. Это было необходимо для поддержания самооценки и сексуального тонуса. Чаще всего это были студенты или молодые преподаватели. Длились эти связи недолго. Ровно столько, сколько требовалось для нее осознать окончание завоевательного процесса – объект в паутине зависимости, влюблен безнадежно. К ее большому сожалению, в таком состоянии объект больше ее не привлекал, не возбуждал. Приходилось прерывать связь, а в большинстве случаев еще и терпеть нытье и сопли. Каждый раз после такого Дафна надолго становилась верной женой Алона, который в противоположность сопливым жертвам ее охоты всегда уравновешен и крепко держится за свою бетонную ось. Так продолжалось до следующей потребности в чувственных переживаниях. Всегда все происходило по одинаковой схеме, кроме одного раза. Одного печального раза.