Павел Крисевич - Из глубины век

Из кармана низкого заиграла музыка.

Он кладёт ящик и начинает судорожно бить по карманам.

В кителе нет…

Бьёт по штанам. Нашёл.

– Здравия желаю, товарищ старший лейтенант. Да… Идём… Взяли… Так точно… Керосин забыли?

– Бляяяя… – взвыл длинный.

– Сами принесёте? Так точно. Позвоню. Да. Хорошо. Открыто. Да. Да. Да. УАЗ не закрывали. Как нам пизды даст начпотеху? Хорошо. Ждём. – Низкий завершил звонок и кинул телефон обратно в мешковидный карман штанов.

Взгляд низкого передавал высокому что-то похожее на «ну ты знаешь, что нас с этим дурачком ждёт».

– Не хватало ещё его над душой.

– Главное, чтобы фотоотчёт делать не заставил. – Низкий схаркнул в сторону и поднял свой ящик. – Продолжать историю или уже похуй?

– Продолжай, продолжай…

Они продолжили идти по тропке.

– Побежали они к окну обратно, а высота пять этажей.

– Ты же говорил – третий…

– Пятый.

– Как они тогда на пятый залезли? У них что, специальная пушка для крюка была? Ну как в фильмах.

– Ну с крыши сбросили и слезли.

– Бля, ну ладно, что дальше, сказочник.

– Побежали они к окну и поняли, что дальше возможно только с разбегу прыгнуть со скалы. Да, конечно, внизу снег, но убиться об него тоже просто. Смотрят вправо – ничего. Смотрят влево – стоит библиотека. Этажа два высотой, а крышу никто убирать не думал, там целые снежные барханы уже. Стали обдумывать, прыгать или нет. Витёк как лидер операции отказался, сержант, уже ничего не соображая, тоже, а Гришка из мест не столь отдалённых уже успел вернуться, так что решил прыгать, дворовым котом ловко залетел на балкон и как сиганёт. Только дыру в снегу на крыше и видно. Окрикивать или оплакивать Гришку не решили, просто схватили его сумку и начали ебашить дверь дальше. Минут двадцать ебались с этой дверью и всё-таки выломали. Выбегают из подъезда, оба охуевшие от прилетевшей им удачи, пакет через плечо закинули, куртки нараспашку, что аж пар столбом стоит, и тихо-мирно к машине пошли. Идут, обсуждают совершённое на весь двор, а им навстречу этот делец со своей женой. Витёк-то знаком оказался с ними, какие-то дальние родственники, так что начали «здравствуйте, до свидания, дела как, путь куда держите, здоровья, счастья, долгих лет» и разошлись. На следующий день просыпается сержант, а над ним нависает опер вместе с Витькой и надломанным ниже колен Гришкой. Их, короче, по следам на сугробах нашли. Одни – ползущие с пятнышками крови, что до ближайшей помойки шли, – вывели на Гришку, а те, что Витёк с сержантом решили срезать от подъезда, – до них, просто никто в Кирове не думал от подъезда дельца срезать через весь двор до машины.

– А суть истории-то в чём? – спросил длинный.

– А в том, что я только по маленьким капелькам белой краски смог найти этого истукана ебучего. – Он притопнул берцем лесенку из белой краски, движущуюся в сторону материализовавшейся из вороха сосен и мха полянки.

Посреди этой полянки по стойке смирно стояла выкрашенная в белый, то ли под мрамор, то ли под гипс, статуя. Со стороны она была похожа на сбежавшего из лагеря «Совёнок» пионера или дневального, которого поставили посреди леса на очередной бессмысленный пост.

– А его из пионерского лагеря увели, да? – низкий поставил свой ящик на мягкую травку полянки.

– Какого лагеря? – длинный поставил свой ящик рядом с ящиком низкого.

– Пионерского. Ты что, историю не учил?

– Почему? Учил! Сталин детей пытал в лагерях!

– Ладно, закрыли тему… Сформулирую по-армейски. Что нам с этим уебаном белым делать?

– Сжечь.

Как слеза, по щеке истукана прокатилась росинка, оставив влажную борозду.

– А отвёртки в этих ящиках нам нахуя тогда? – короткий пнул ящик, тот с жалобным звоном оттолкнулся на сантиметр.

– Ну как зачем. А что! А ВДРУГ! Я БЕЗ ОТВЁРТКИ В ЛЕС НЕ ХОЖУ!

– Может, ты меж булок сюда ещё и лобзик притащил?

– А зачем нам здесь лобзик?

– Тоже верно. Что нам конкретно сказал товарищ старший лейтенант по поводу нашей задачи?

– Он сказал: «Обязательно сожгите лес, чтобы сюда съехалось пол-округи».

– Нет, ну это понятно. А конкретнее?

– Конкретнее он сказал, завалите под вашу цель кучу веток и растопки, залейте керосином и подожгите. А, ну и бересты. Обязательно береста.

– Мы на ней потомкам письмо оставим?

– О том, как два дурака-солдата гипсовую статую в лесу жгли.

– Да сами на этом погорели.

– Поучительно.

– А то!

– У нас хоть топор есть? – спросил низкий.

– Есть ручная пила.

– Ты её видел? Она больше на транспортир похожа, нежели на пилу.

– Ну смотри, у нас ещё есть молоток, свёрла, ножницы, секатор, мешок саморезов, гаечный ключ и десяток отвёрток, – выдавил из себя длинный как по бумажке. – Но товарищ старший лейтенант сказал, что хвороста тут лежит просто до усрачки.

– Так и сказал?

– Ну да.

– А он не усрался, пока сюда дошёл?

– Можем в кустах пошарить, может, найдём его следы…

– Ладно, похуй. Давай таскать. – Низкий кинул взгляд на статую, её не спадающую бравую улыбку и пошёл вглубь леса.

Выдерживая стойку смирно, пионер-дневальный старался не обращать внимания на то, как две еле различимые в темноте фигуры готовят для него костёр. То ли для того, чтобы предать огню один из памятников давно почившей советской цивилизации, то ли для того, чтобы им не мозолила глаза идеальная стойка смирно. А то вдруг увидит командир и начнёт всем говорить: «Вот в лесу видел. ИДЕАЛЬНЫЙ СОЛДАТ!» – и тычет, тычет своим сенсорным телефоном в лицо срочнику, который только начал обучаться строевой подготовке. За час вокруг тумбы, на которой стояла статуя, скопилась целая пирамида из веток, досок. По выбеленному лицу пионер-дневального стала стекать утренняя роса, оставляя на нём следы телесного цвета и предупреждая о приближении утра.

В более ярком свете две фигуры превратились в двух сержантов Вооружённых сил Российской Федерации. Сидя на ящиках, они, измазанные смолой, убивали время в телефонах, иногда широко зевая.

Длинный нажал на кнопку блокировки и закинул телефон в нагрудный карман, поверх которого желтела надпись «Скуратов М. Н.» на шевроне.

– Старлей решил жечь посреди дня?

– Ну я ему написал в чате, он сказал, скоро будет, и скинул селфи.

– Что там на нём?

Скуратов достал телефон, разблокировал и показал своему товарищу. Там был чёрный экран с тусклыми очертаниями чьего-то лица в армейской кепке.

– Вот сразу видно – наш старлей.

Солнце еле приподнялось с того места, откуда светило всю ночь. Птицы, до этого мирно спящие на деревьях, уже вовсю пели, будя остальных жителей леса. Но эта приятная утренняя музыка всё равно не могла спрятать шорохи в кустах, которые с каждой секундой становились всё сильнее. Через минуту над кустами малины показалась рука с зажатой зажигалкой, чей устремившийся в небо столб огня, как последний маячок, вёл державшего зажигалку через кусты.