Анна Гайкалова - Марфа

А через год стоят все снова гуртом, судачат. И как раз внизу реки, у дома тех стариков. Глядь, опять Старец идет, так же посохом землю меряет. Слух-то о нем к тому времени уже прошел, но в имя еще не оформился. Поздоровался Старец с людьми, мира пожелал и спрашивает:

– Где, – говорит, – собака ваша пришлая?

А у них глаза разбежались в разные стороны, да и местные все потупились, молчат.

– Так что же, – продолжает он, – до сих пор ли ваш дом сторожит, служит ли верой и правдою?

А все молчат в ответ.

– Порешили собачку, значит. Или я не прав? – посуровел Старец.

– Так на что нам лишний рот? – всхорохорился сухой старик, старухин муж. И добавляет: – А патрона не жалко, и весь сказ.

Тут Старец руку поднял, а солнце снова будто от его руки идет и всех освещает. Только на старика со старухой лучи не падают, так и стоят они парой в темном кругу.

– Ну так и будь по-вашему, – Старец сказал и пошел к реке. Ему все вслед глядят, а он за деревьями и затерялся.

А через три ночи хватил старуху удар. Старику горе, а она не мучилась. Он же погрустил до зимы и тоже преставился.

– Что же получается, что Старец этот на них смерть наслал? А еще называется святой! За собачью жизнь двух стариков жизни лишил!

– Ну, даже если и святой кто, то не ему других людей жизни лишать. Такой, видно, был о них Божий промысел. И не за собачью жизнь, а за жадность с жестокостью.

Много о Старце разных историй в округе. А правда ли, Бог знает.

Понабежали белки. Может, в лесу пожар? Но нет, не видно дыма, да и не пахнет. Белок в этих местах не заметно, разве что ближе к лесу, в ельнике, нет-нет да пробежит рыже-серая, метнет ореховой скорлупой, защелкает, как клест. Посмотришь снизу, а она косит глазом. Так и кажется, что смеется.

– Да убери ты ружье, совсем спятил? Нече делать, по белкам палить? Пойди, вон, траву собери, опять вымокнет вся. Будет дождь.

Белки тучей, странное дело. И правда, все вышли, стоят, смотрят. Что за диво? Может, у них какой праздник?

И вдруг сороки, стаей. Погнали белок! Кружат над ними, а те по веткам деру.

– И с чего-то это он вдруг стрелять надумал?

– Так поразмяться.

– А то, вишь, залежался…

– Да он с роду несмирен, раз вылез под голодным небом.

Белки донеслись до дальней сосны, а там поляна. Развернулись и обратно, сейчас опять будут тут. Чудеса!

– Это как же так, под голодным?

– Так стихи он пишет. С малолетства. А как напишет, сразу ищет, кому читать. Вечно пишет и вечно ищет. Голодный по людям всегда, значит, так на роду написано, значит, небо голодное было, когда мать родила.

– И кто такое придумал?

– Так он и придумал. В стихах сказал. Только мне не упомнить, как там оно.

– А белки-то, белки, глянь, по земле бегут! И сороки их гонят! Кино…

– Может, играют?

– Диво! Не упомнить таких-то игр.

– А кто не пишет стихов, тот под каким небом?

– Все одно под голодным.

– Почему так?

Махнули крылом сороки и к берегам. Там кричат чайки, роняют рыбу. Может, какая рыбина долетит до земли – чем сорокам не праздник? Белки растерялись и подались прочь.

– Так человеку на земле всегда голод.

Сегодня машина привезла мороженое, а оно тут такое, как было в детстве в магазине «Детский мир», в вафельных стаканчиках, с крупной шапкой поверх и розочкой кремовой. Все набрали себе и детям, потащили домой пакетами в морозильник закладывать. А потом через забор с угощеньем в руках разговоры затеяли.

– Справная машина у вас. Хорошо вам было ехать с котом. Плохо бы с конем.

Удивительное порой услышишь. Пропустила про машину, откусила от сливочной розочки. Представила коня, уютно свернувшегося у меня на коленях. Лежит, пофыркивает. Тепло скликает.

– Что ж плохого с конем?

– Конь кота не повезет, известное дело, не любят на дух лошади кошек. Ты попробуй, погрузись с кошкой в повозку или телегу. И конь с дороги сойдет, и кот сбежит. У цыган собаки были, коты никогда. Собаке, ей все равно где, лишь бы человек рядом.

– И правда.

Теперь представляю кота с конем. В машине на заднем сиденье. А что, если кот крупный и конь – пони.

– Коню дорога нужна, а коту дом. Никогда им вместе не быть.

По деревне, важничая, проходит пара. Она везет коляску, он ее рукой обнимает. Беседуют, а, проходя мимо домов, со всеми здороваются.

– Жену бросил в городе, приехал сюда. И живут.

– А что бросил?

– А она чуть что – к маме. То погостить, ей у него места мало, то пожить, она соскучилась, а то в лифте покататься, ей пешком к нему на этаж тяжело. Ну, она к маме, а он сюда.

Ребенок в коляске заплакал. Мужчина его на руки поднял, теперь женщина одной рукой коляску держит, другой обнимает мужа. Вид счастливый.

– Так ведь та ему тоже родила. Но так по маме скучала, что и рожать к ней поехала. А у него работы вагон, из города в город не наездишься. Жена родила, а он в пути. А путь, как всегда, через село пролег.

Удаляются, идут рядышком. Она к нему голову поднимет, скажет что-то, ответ услышит и головой к плечу.

– Жена-то стала думать: что же он за ней не спешит? Вернулась сама. А его и нет. Так побыла, побыла, и опять домой.

– К маме.

Смотрю уходящим в спину. Какой матерью станет та, что сейчас осталась одна? Пойдет ли ей впрок наука, или тоже откроет объятья дочке, мол, иди, отдохни от мужа и его лестниц?

– Так вот я и говорю, хорошо, что у вас машина, не конь.

– Эта-то, здешняя, какова?

– Эта как раз кошка, от дома никуда. Провожает, встречает, все для него. А он то и дело в путь.

Властная мать, думаю, растит дитя, как собаку, чтобы той хозяина знать. Вырастет ребенок, женится, а хозяина не может сменить. Так и ходит беда по земле.

– До чего мороженое вкусное.

– Это да.

Кот упорно стремится к выгребной яме. Но мы начеку. Поднимаем его и, несмотря на протесты растопыренных лап, несем прочь. Делает вид, что забыл, участок обходит и снова туда – к запретному.

– Смотри, какой у него взгляд! Как будто хочет сказать: «Это еще что за фикус у меня на дороге?»

– Какой же ты фикус? – смеясь, мужа спрашиваю. – Ты ему ангел-хранитель.

Выгребная яма в дальнем углу участка, вокруг нее трава стоит по пояс, специально не выкошена. Кот считает ее забором и ходит вдоль, тропинку ищет. И вдруг прыжок – и он в зарослях травы. Еще шаг – и окажется рядом с целью.

Тут и муж совершает прыжок. Полегла трава от его вторжения. И вот уже орущий любимец изымается из зарослей за шкирку.

Думаю: когда мне препятствовали некие силы, а я упорно стремилась к цели?

Вспоминать не надо.

А когда, обведя вокруг пальца своего Ангела-Хранителя, я все-таки оказывалась в выгребной яме?

Что говорить…

– На будущий год забором обнеси? – скорее спрашиваю, чем советую, и муж кивает.

– Уже тоже об этом думал.