Анна Гайкалова - Марфа

– Так разве ж это примета, что посетуешь, и хуже станет? Не примета это – закон. Как за зимой весна.

Говорят, в этих краях жил вор, и был он ловким. Однако поначалу неброским. Где появится, что ни то пропадет, а не уловишь. И так ходили, и эдак смотрели, любой догадался, но вора не взять – не обыщешь, а на глаза не попалось ничто. Да и лень.

Он богател сначала немного, а после стал всяко свой дом украшать. До того дошел, козе колокольчик повесил на шею – из золота.

Где краденое хранил вор, куда сбывал – про то не знал никто. Но только у кого что исчезнет, так вскоре у вора новый набалдашник на заборе, и вот вся изгородь, как у разбойников головами людскими, разными трофеями блестит.

Вор ходил по селу – никому не друг, щеки дул, голова поверху. Но нет-нет возьмет да подвезет кого в своей телеге – хоть сзади, хоть сбоку. Или денег в долг даст. А то и подарит что, скажет: «бери, бери», а потом туда-сюда головой крутит, смотрит: заметили? Видел кто?

Думали было мужики его побить или подколоть – мол, наше нам отдает, а будто личным жалует. Но бабы остановили, сказали: «Проходил деревней Старец, спросили. Колоть не велел. Все же вор-то с людьми делится. Да и драки ваши вечные. Сказал, сам сдуется. Вот и посмотрим, каков будет про то Божий-то указ».

Так и жил вор, что ни шаг, набирался. Пышнел. Про любой горох говорил: «Эх, как дорого!», любимое у него было слово. По вечерам выходил вор из дома и смотрел в небо. «Как ярко блестят мои звезды!» – говорил он и улыбался своей козе, а люди шли мимо. Ждали молча, что Бог скажет.

Как-то раз уже поседевший вор решил послушать, как его похвалят люди. Он-то ли не богат? Он-то ли не добр, раз богат? Он ли не умен, раз добр? Он-то ли не красив, раз умен?

И позвал вор к себе всех, у кого воровал.

Люди отправились. Вспоминали потом, как сейчас: в тот день молчали птицы, хоть небо стояло высоко, зазывно. Шли гурьбой и головами крутили с привычкой все примечать, но ни одного крыла не застали в дороге. Даже из кустов не шелестнуло. Подумали: «Это к чему?» и пошли дальше.

Пришли. У вора на столе зело брашно. И вроде отведать хотели люди, но как-то не взялось. Ждали чего-то, хоть никто никому об этом даже головой не кивнул.

– Ну! – поднял глаза вор. – Я вас позвал, чтобы вы все сказали мне, каков я молодец перед вами. Я нажил добра, я украсил свой дом. Одежды мои прочнее всех, и сам я хорош.

А люди молчат. Сначала на стол глаза расширяли, а тут как будто и голод им не знаком, не глядят на еду.

– Что же вы молчите? – вор спрашивает. – Помогал я вам, не померли вы, а могли.

– Помогал, как не помогать, вор-батюшка, – сказала тут одна сердобольная и осеклась. Так посмотрели на нее миром: молчи сейчас.

– Может, вы скромные? – озадачился вор. – Так без конфуза говорите совместно, как любите меня! – и ну кафтан на животе расправлять.

– А ты-то нас любишь ли? – спросил старый.

Вор не ожидал, не нашел ответа.

– То-то и оно, что любви ждешь, а сам в себя всю жизнь любуешься, – сказал еще один, древний.

– Ты крал, думал – хитрый, собой гордился. А мы ведали, да не мешали. Хотели знать, как управит тебя Господь. Или не простит, таким и отправишься.

Помолчал вор, подумал. Не ожидал.

– Значит, не любите? – спросил только.

Повернулись гости да и ушли один за другим. Та же, что его пожалела, помедлила в стороне. В дверях сказала:

– Ты бы, вор-батюшка, с козы своей колоколец-то снял. Глядишь, и простят тебя люди, а иначе-то Богу тебя простить с чего?

С тем и закрыла за собой дверь.

– И что? – спросили рассказчика. – На том все и кончилось?

– На том и кончилось, – ответил.

– Так не бывает! – сказал один. – По правде если, так его либо побили бы, либо прогнали вон. И давно, не в тот раз.

– А птиц-то, птиц-то сегодня в небе! – заметил другой.

– Бывает, как не быть, – рассказчик развел седые брови. – Побили б, если б не Бог. Так ведь видели, Бог не бил, ожидая.

– И чего ожидать?

– Пока сдуется.

– Сдулся ли?

– Как не сдуться, когда не любит никто, не хвалит? Сдулся, обмяк с годами. Перед смертью покаялся.

– А люди что?

– А что люди? Люди у нас, ежели не лютуют, одинаково добрые. Сказали:

– Выходит, ты наше нам же на черный день припасал, так и помирай с миром. Вспомянем тебя с любовью, теперь уж что.

И когда помер вор, птиц налетело, как сейчас. Падали с неба, сложив крылья, и снова ввысь. Мол, не дуйся, если подняться хочешь, а то не птицей взлетишь.

– А чем?

– Пузырем.

– А почему одни птицы высоко, а другие в небе низко?

– Каждая птица в свой час припадет к земле, а уж с каких небес ей лететь, про то Бог знает.

Ночью минувшей на небе ни звезды не нашлось, все тучи съели. А поутру солнце палит, и роса ранняя втянулась скоро. Вышли на улицу – сухая трава! У соседского дома свинья под забором валяется да о колья почесывается. Огромная, пятнистая свинья.

Глядь, облака, и те разлеглись окатисто. То ли ветер подует, то ли тучные подушки разбросали свои перья, вот они никак и не долетят до пристанища. Потерялись пушинки, как птицы построились – дом искать.

За дальним забором – дикие цветы по всему полю. Поднялись на глазах, расцвели малиновым цветом, колючками раздались. Смотришь, удался наряд репейника, но не возьмешь в руки, не принесешь в дом – шипы.

Если идти по тропинке, услышишь, что поле гудит. Присмотришься – шмели: крупные, утробистые.

– А раньше, помню, все пчелы летали. Теперь почему-то их нет.

– Так пасек не стало, который год пустуют места. Тогда же и кур перевели, от пчелок, вишь, отказались, хоть и разбирали мед в три отжима.

– Почему так?

– А руки опустились, устал народ. Вот, помедлил немного лет, передохнул. В иных местах с земли урожай не всяк год берут, утомляется плодоносить земля. Как тут не замориться людям? Теперь, смотри, и стада крупней, и вон за тем поворотом в деревне первая пасека. Там и шмели, и пчелы. Но шмелей уже меньше.

Слышу:

– Значит, все временно? И снова будут стада и куры?

– Будут, как не быть. И пчелкам работа найдется, люди-то, вон, заскучали уже. Да и поля у нас с клевером такой дают мед, хоть одним им держись.

– А вот эти цветы?

– А эти с горечью, как полынь. Иные люди так же, смотришь – красиво, а лучше в сторонке стоять, не приближаться.

– Зачем нужны цветы бесполезные? Вот сейчас на Косьму с Дамианом как раз все луга-то и выкосят.

– Косить пора, правда твоя. А людей бесполезных мало ли? У Бога спроси.

– Кто это тут бесполезный? А до него дозовешься, до Бога вашего…

– Ромашковый мед не бери – пустоват. А спросить попробуй. Говорят, отвечает.

Ветерок задышал, и надулась парусом паутина в высоком углу. А потом закачалась, затрепетала, пришла к ней буря паутинная.

– Ты пауков не трогай. Уедешь, а им все сначала начинать.