Евгений Пинаев - Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга вторая

– Во! Максим Горький! Во как расчехвостил в статейке вашу братию! «Точно кусок грязи в чистейшую прозрачную воду, падает дикий визг, свист, грохот, вой, рёв, треск; врываются нечеловеческие голоса, напоминая лошадиное ржание, раздаётся… „Ха-ха-ха!“ …хрюканье медной свиньи, вопли ослов, любовное кваканье огромной лягушки; весь этот оскорбительный…» Оскорбительный, понял, балда? «…хаос бешеных звуков подчиняется ритму едва уловимому, и, послушав эти вопли минуту, две, начинаешь невольно воображать, что это играет оркестр безумных». Это же сказал великий пролетарский писатель! Это же ж мнение Буревестника революции!

– А я слышу мнение робкого Пингвина! – парировал Вшивцев. – Ну, чего ты?! На, заглотай водяры и угомонись. Тоже мне, нашёлся блюститель нравов!

– Га-аспадин па-алковник! – взревел Бокалов.

– Га-аспадин па-аррручик! Не зарывайтесь! – осадил «полковник» младшего по званию. – Не трогайте святое вашей… вашей поганой кистью!

– Ма-ааа-аей па-аганой ки-ииистью?!! – прошипел оскорблённый до печёнок-селезёнок «поручик». – На что посягаешь?! Да моей кисти нет равных в этом городе!

– Первый парень на деревне! – ухмыльнулся «полковник» и плеснул в стаканы. – Да возьми хоть Мишку. Будешь тягаться?

– Мишка не наш! – «Поручик» глотнул водки, поперхнулся и выпучил глаза. – Он… кхе!.. он завтра уплывёт к своим селёдкам, и поминай, как звали, а я, а я… Оскорбление смывают кровью! К бар-рррьеру!

– Стреляемся, и немедленно! – вскочил «полковник». – Всякая мазила будет оскорблять джазбанд! А… а из чего? Мне что, домой прикажешь бежать?

Я бросил на стол пистолет-зажигалку:

– Стреляйтесь и проваливайте. Надоели!

Аркашкины глаза сверкнули «адским огнём». Как у Эллочки-людоедки при виде ситечка. Он тут же сграбастал её и сунул в карман.

– Адмирал, подари мне её! – взмолился и упал на колени.

Я упёрся: подарок, память – не могу! Бокалов принял мою сторону. Посоветовал Аркашке обратиться к морагентщикам. У них-де с валютой всяко богаче, чем у рыбаков, – привезут. Аркашка начал объяснять, что эти сквалыги пообещают, как обещали не раз, а привезут шиш. Дорвутся до лавок и забывают о заказе. Помнят только о тряпках: как бы набрать побольше да толкнуть их здесь подороже.

– Да зачем она тебе?! Можешь объяснить? – взбеленился я, потеряв терпение. – Или на ней свет клином сошёлся?!

– Военная тайна, а тайну не открывают, – заупрямился «господин полковник». – Ну, хошь, я тебе за твоё кресало дам настоящую пушку?

И я сдался. И не потому, что знал: не отступится. Что на меня нашло? На кой ляд мне личное оружие?! Ведь недавно удивлялся странности подобного увлечения, а предложили – ухватился. Ухватился, ещё не зная, что за этим последует цепная реакция: с этого дня стали мне сопутствовать разнообразные неприятности. Что до «военной тайны», то Вшивцев всё-таки поделился ею.

Он забежал ко мне вечером дня через два. Пистоль не принёс, сославшись на то, что нынче пуст: Фред экспроприировал всю наличность. Вот появится что-нибудь, тогда и… А пока пришёл объясняться, чтобы развеять мои сомнения по поводу его каприза. Мол, каприз – это не каприз, а жизненная необходимость. И снова я услышал о генерале Липунове и его племяше.

…Аркашка увлёкся оружием, будучи ещё мальчишкой. Жил, где родился, а родился на Брянщине. После войны там валялось много военного железа. Потом семья перебралась в Калининградскую область, а он поступил в Рижскую мореходку. Учился на механика. Только диплом в зубы – его и зацапали. Кто-то капнул, а у него нашли пистолет, да ещё с разрывными пулями. В общем, загремел Аркашенька и оказался в «хозяйстве» генерала Липунова. Сколько ему навесили, Вшивцев не сказал, но сообщил, что плана на лесоповале не давал, поэтому свёл однажды личное знакомство с генералом и натерпелся от его мордоворотов. Освободился через год после того, как Липунова определили на пенсию.

– До того он генералом не был, – уточнил Аркашка. – Чином ему пенсию подсластили, а деньгу кинули республиканскую. Я вернулся в Светлый и узнал, что и бармалей обитает по соседству. Представляешь, рядышком!

Но рядышком, в буквальном смысле, оказался Влас, о существовании которого Вшивцев в ту пору, естественно, не знал. Устроился механиком в колхоз «За Родину», где Влас околачивал палкой груши то ли при клубе, то ли ещё где. Нет, кажется, был приёмщиком рыбы, вспомнил Аркашка.

– Родители мои к тому времени вернулись на Брянщину, а я женился. Сейчас моя баба в Ростове, на курсах бухгалтеров, – упомянул он. – Однажды в компании… К слову пришлось, я возьми и вякни про Липуна. Власу доброхоты сообщили моё мнение о его дядюшке, а тот и спроси у дяди, кто такой Вшивцев и за что тянул срок. И началось у нас с Власом великое противостояние.

– Я с ним в одной подменной команде…

– Вот даже как? Ну, эта глиста в ней долго не задержится. Тебя, Миша, будут морить и квасить, а он извернётся, получит первую визу и уйдёт в Африку за коврами.

– За какими коврами? – не понял я.

– Салага ты, Мишка! – засмеялся Вшивцев. – Идут наши рыбачки в Гвинейский залив или ещё куда, ну, те, у кого рейс «валютный», а отовариваются в Гибралтаре. Хватают «ковровые изделия»: ковры, скатерти, покрывала. Даже песенка есть: «Шёл „Лермонтов“, форштевнем резал воду, к далёкой Африке, стране ковров, спешил».

– Молодой – исправлюсь, – заявил я. – Мне бы попасть в загранрейс, уж я найду, на что потратить стерлинги-фунты.

– Сначала попади, – покачал головой Вшивцев. – Это, Миша, шибко канительная история, коли тебе не приходилось иметь дело с парткомиссией и органами.

– Ладно, повествуй дальше.

А дальше Влас разнюхал, видимо, от пацанов узнал, что Вшивцев по-прежнему не оставил старого увлечения. Начал строчить кляузы. Однако у Аркаши появились покровители в компетентных органах. Основной защитник – влиятельный чин, имевший аналогичное хобби, и, хотя настоящей страстью его были именно зажигалки, а вот «моей» у него не имелось. Чин тот регулярно изымал Власовы телеги, но советовал Аркашке не увлекаться, ибо придёт день, когда он не будет в состоянии помочь талантливому механику, который, впрочем, ремонтировал не только оружие, но и всякую другую технику сложного устройства.

Я проводил Вшивцева, а вернувшись, застал у двери Пещеры… Власа Липунова. Возможно, он не собирался входить, но, по-моему, знал, что дверь не запирается на ключ, а я отсутствую.

– Что такое «зав. уж.» – спросил Влас. – Заведующий ужами, что ли?

– Ужасами… – буркнул я. При ярком свете электрической лампочки я окончательно убедился, что глаза у него «как водится, свиные». – Если к Фреду, так он в командировке.

– Да нет, на хрена он мне сдался! – ответил. Влас. – Вывеску вот решил посмотреть. Давно интересовался, хотя у бабы Фени бываю довольно часто. Она мне дальняя, но всё же родственница. А ты, значит, у Фреда квартируешь? Я-то тебя давно заприметил, да повода не было подойти, хотя мы и в одной команде. Давай-ка вмажем за знакомство? Может, и в рейс отчалим вместе!