Евгений Пинаев - Похвальное слово Бахусу, или Верстовые столбы бродячего живописца. Книга вторая

– Полковника?! – удивился я. – У вас в оркестре есть полковники?

– Ярморочные шуты. Ряженые, – засмеялся Петя. – Помнишь, я тебе говорил о здешнем художнике Витьке Бокалове? Он и Аркашка – не разлей вода. Поддадут сверх нормы и превращаются в господ офицеров. Витька – поручик, Аркашка – полковник. Ты, Миша, с ними ещё познакомишься, но будь осторожен в винопитии: заразны, как дизентерия, – предостерёг он на всякий случай.

– Учту. Я, конечно, могу заложить за галстук, но сейчас веду абсолютно трезвый образ жизни. Сами понимаете, на первом месте – вопрос трудоустройства. Тебе, Фред, спасибо за гостеприимство, но я не собираюсь тебя стеснять долгое время. Однако мне нужна прописка. Без неё мне зарез.

– На работу не принимают? – сообразил он. – Устрою. Лишь бы начальник вернулся из Москвы до моего отъезда. Вернётся – проблем не будет.

В конце чаепития Фред попросил рассказать, что произошло между мной и «каннибалом Митькой». Вспоминать не хотелось, но и отказать я не мог, поэтому добросовестно изложил все перипетии ночного сражения.

– Этот прохвост ещё не скоро сдохнет, – вздохнул Петя, – но раньше загонит в гроб жену и дочку. Они горбатятся, бедные, а он купоны стрижёт да пьянствует. Главное, ест их поедом днём и ночью.

Я подивился тому, что, по всей видимости, и Петя Осипов, и Шкредов были хорошо осведомлены о семейном быте экс-генерала. О том и спросил. Хо, оказывается, я забыл о старшине Кротове. Сидор Никанорыч, как старая баба, любил посплетничать о своём знакомце. И дело не только в старшине. В Светлом, в опасной близости от Краснофлотского переулка, «держал хазу» племяш Липунова Влас Липунов, первейший враг «господина полковника» Вшивцева.

– Тесен мир? – констатировал я, выслушав артиста и музыканта. – Но лучше бы ему быть пошире, чтобы никогда не встречаться ни с тем, ни с другим.

– Вряд ли ты встретишься ещё раз со старым барбосом, а с молодым – тем более, – сказал Фред и стал собираться на вахту. – Влас, если не ошибаюсь, работает где-то мясником, а ты спец по рыбе.

– Буду надеяться… – пробормотал я, но из-за стола поднялся с ощущением, что, кажется, акклиматизация прошла успешно. Я не чувствовал себя чужим в посёлке: невидимые нити, успевшие связать меня со многими людьми, здесь окрепли, а бремя ожидания – ведь я все время только и делал, что ждал, ждал, ждал чего-то определённого, – стало значительно легче.

Фред вручил мне ключ от наружной двери. Мы проводили его на работу, Петя Осипов вернулся в город, я же начал детально изучать «першпективу» и её окрестности. Зажил нормально. В город прокатился только однажды. Вещи забрал у людоеда. А так, что там делать без штампика паспортистки? Вот и жил, как свободный художник. Спал на раскладушке в тени Кракатау, воспитывал кота и, хотя по-прежнему экономил копейку, хозяйство вёл вместе с Фредом. Побывал в доме культуры. Видел Бокалова (он красил плакаты ко Дню Красной Армии), но подходить не стал. Знакомиться ещё с кем-то не было желания. А познакомиться пришлось в новогодние дни.

Первый день января начался, как, впрочем, и канун его, с дождя и оттепели. Я отметил его вылазкой на этюды. Однако Бахус не зевал и подкараулил меня, когда я тащил свой ящик по Краснофлотской улице и уже готовился свернуть в одноименный переулок, чтобы прикнопить в Пещере сработанное за день. Красноносый схитрил, приняв облик великого джазмена.

– Миша, ком цу мир! – окликнул он из распахнутой форточки второго этажа. В этом доме, я знал, жил лже-полковник Вшивцев. – Окажи честь компании!

Пришлось оказать.

Увидев Петю, я размяк, ибо питал к мильтону братские чувства. Был тут и Бокалов, верзила со шрамом на щеке, присутствовали курсант мореходки с подругой и хозяин квартиры – Аркадий, механик судоремонтного завода.

– Сегодня праздник, а ты, как леший, бродишь по лесам и болотам! – упрекнул меня Фред. – Знакомься, это…

– Па-алковник Вшивцев! – козырнул, оторвав зад от стула, крепко, слишком крепко поддавший амфитрион.

– Пар-р-р-ручик Бокалов! – назвался пребывавший в том же состоянии местный живописец.

Петя засмеялся и подмигнул мне. Мол, что с них взять? Чудачат мужики. Он, как и Фред, пребывал в лёгком праздничном подпитии. Я решил брать с них пример, не добирать даже тех градусов, которые оглупляли лица курсанта и девицы. Если курсант старался держаться, блюсти форму, то дева сия уже повизгивала, строила глазки, вела себя как пуп земли, на который только и взирают сидящие за столом мужики. А мужики были сами по себе. И при своих мыслях.

– Камрад, – посунулся ко мне Вшивцев. – Владеешь клинком? Р-руби врага… и-ик! в конном строю? И… х-хэ – шаблюкой!

Вопросик! Хоть стой, хоть падай. Что ответить болвану?

– Ни в конном, ни в пешем. – Я засмеялся и пропел: – Капрал орёт: «Рубай, коли!», а мы хотим рубать компот!

– Пр-равильно! – тотчас откликнулся «полковник». – Личное оружие офицера незаменимо в любой стычке! Щас я прочту вам лекцию и продемонстри… ик! …ирую!

Он выскочил из комнаты, но быстро вернулся, держа в одной руке небольшой потемневший наган, а в другой – плоскую никелированную пукалку. Девчонка взвизгнула и протянула руку: «Дайте мне, дайте мне!» И получила! Её кавалер, по-моему, был в отрубе, но Фред ударил её по руке и, отобрав пистолет, выдернул обойму с малокалиберными патронами. В это время красный милиционер выкручивал из рук Аркашки наган.

– Тебе, балда, мало пятилетней отсидки? – рычал Фред, засовывая в карманы обе пушки. – Ещё захотелось баланды?!

«Полковник» не протрезвел от выволочки, но смотрел жалобно. Видимо, понял, что «демонстрация» сорвалась, и оружие ему не вернут. Застолье сразу скисло. Поднялся Петя Осипов, с ним вышли и мы с Фредом.

– Как думаешь, Фред, у него ещё остались такие игрушки? – спросил Петя, в то время как Фред вышелушивал из барабана пять автоматных патронов. Он опустил патроны и пушки в очко сортира, возвышавшегося с края улицы, и лишь тогда ответил:

– Кто его знает… Сейчас, может, нет, так завтра появится. Свинья грязь найдёт. Ты же знаешь Аркашку!

Он ушёл проводить друга на автобус, а я потащил этюдник в Пещеру. В приёмный покой вошёл одновременно с парнем, который внёс в комнату Маленькой Бабки кошёлку с праздничным припасом: бутылки-то позвякивали! Значит, и баба Феня не чуждается Бахуса! Да ещё в обществе кавалера чуть постарше меня.

Однако личико у него! Круглое, как луна, а нос узкий и длинный. Ну, точно ятаган! А глазки свиные. Волосы под кепкой я не разглядел, но бакенбарды, спускавшиеся ниже ушей, не вились, а торчали той же свиной щетиной.

Фред вернулся через полчаса.

– Знаешь, кто гостюет у бабки? – спросил он, снимая с ВКС книжку. – Слушай цитатку из Салтыкова-Щедрина: «Голос густой и зычный, глаза, как водится, свиные. Лицо у него было довольно странное; несмотря на то, что его нельзя было назвать дурным, оно как-то напоминало об обезьяне».