Екатерина Бобровенко - Ода цепным псам

Внутри заскребло от предчувствия близкой беды. Словно наждаком провезли.

Санек хмыкнул и сразу перевел тему на другое.

– Слушай, ты хавать вообще хочешь? Мамка с утра пельмени оставила, – он, наверное, обрадовался удачно придуманному ходу.

В желудке протяжно заурчало. Гриша вспомнил, что за последние сутки ничего не ел. Но спросил про другое, не менее насущное.

– Слушай, я пойду отолью?

Санек рассеянно махнул рукой.

– Справа, перед кухней.

Он не стал включать лампу. Измученные глаза болезненно реагировали на яркий свет. В темноте Гриша нащупал и поднял крышку. Когда тугая струя упруго ударила в унитаз, он почувствовал, как вместе с жидкостью уходит из тела застоявшаяся колючая боль, покидает мышцы, руки, ноги. А вместе с ней исчезают оставшиеся силы, уверенность, надежда.

Только в затылке по-прежнему пульсировал темный шарик, но это были ощущения иного рода, не физического.

Чувствуя себя ссохшимся трупом кузнечика – ломким и пустым, Гриша вышел на кухню. Санек уже по-братски поделил завтрак, выволок на стол пакет молока, банку растворимого кофе и хлеб. Табуреток было три – по числу членов семьи: мать, отец, Санек. Будь все дома, для Гриши бы не нашлось места. Снова не нашлось.

Подвернув под себя ногу, он сел у подоконника.

Солнечный свет золотистым ломтем падал на пол, обрезанный жестким квадратом рамы, чертил на кухонных шкафчиках длинные косые полосы. Солнцу было тесно в маленькой кухне, хотелось вырваться, переполнить ее, раздвинуть стены и ринуться прочь.

Гриша поморщился.

На зубах ощущался гладкий кофейный налет.

Что он делает здесь? Почему приехал в такую даль, из другого города? Не проще ли было завершить все там? Раз и навсегда…

«Ты спасаешься».

Санек оторвался от пельменей, спросил с преувеличенной бодростью. Долгая тишина его напрягала. Ее нужно было заполнять либо воплями виртуальных чудовищ, либо болтовней.

– Расскажи, как там наши? Как Ромыч? Молчишь, нахохлился, блин, как сыч. И нахрена, спрашивается, приехал.

Гриша поднял голову, бессмысленно взглянул на Санька. Словно очнулся от какого-то оцепенения.

– Ром… – язык шевелился вяло, не желал подчиняться. Нерастворенный кофейный порошок на дне чашки скрипел во рту. – Ром умер…

Первое время мне казалось, что после знакомства с Ромкой жизнь резко изменилась к лучшему. Стали доступны многие реальности мира, о которых другие даже не подозревали. Время бежало цветным калейдоскопом, причудливо меняя форму, замедляясь и растягиваясь тугой жвачкой. Все подчинялось крошечному прозрачному пакетику, спрятанному в укромном углу, и единственная задача стояла достать его. Но и с этим проблем не было. Ромка делал все за меня. Не удивительно, что он превратился в центр моей Вселенной, личное солнце, без которого нельзя обойтись. Я мнил себя хозяином жизни, хотя на самом деле с каждым днем только больше погружался в зловонную лужу, из которой уже не мог выбраться.

Я пришел к Ромке днем, как всегда, когда мать его уходила из дома на подработку или к очередному ухажеру. Дверь в квартиру Ромка не запирал, я толкнул ее, сунулся в комнату. Мой друг с кем-то разговаривал по телефону, лежа на кровати.

– Нет, он еще не готов. Я приведу его чуть позже.

Громкость в трубке была задрана на максимум, из коридора я отчетливо слышал приторный голос с сильным нерусским акцентом :

«Слущай, дарагой, я к тебе по-хорошему отношусь, почти как к брату. Все позволяю. Хочешь угощать ? Угощай. Просищь в долг – бери, не жалко, ты мальчик послушный. Но со своим другом ты меня прямо расстраиваишь. Не привидешь на неделе – вообще больше ничего у меня не проси!.. Все, подумай, дарагой!..»

Ромка отнял от уха мобилу и озадаченно посмотрел на меня. Кажется, он только заметил, что больше в комнате не один. Я сразу перешел к делу.

– Здорова! Вставимся ? Ты как ?

Это были, в общем-то, риторические вопросы, вопросительная форма предложения. Мне казалось, так правильно. Ведь Ромка пока ни разу не попросил денег за порошок, который давал мне, только угощал.

Тогда я ничего не знал про «прикорм» и «воспитание», поэтому думал, дело в особенном отношении ко мне, и польщенно млел.

– Прости, братишка, сегодня ничего нет.

Ромка не поднялся – по-прежнему валялся, нервно покручивая на запястьях резиновые браслеты. Он всегда носил их целую кучу и дергал, когда волновался или был на взводе. Глаза полуприкрыты, длинные ресницы едва заметно подрагивают, золотясь в падавшем из-за штор свете. Наверное, даже сидящим на системе его можно было назвать красивым. Но сейчас мне хотелось убить его за эту безмятежную красоту.

– Совсем ничего нет ? Мне немного надо. Можем одну на двоих разделить, Ром… – я опешил. Идеальный мир с грохотом рушился, и меня заваливало его обломками. Нужны были силы отпрыгнуть. Я должен был получить заветную добавку, разве Ромка не понимает ?!

Ром неловко пожал плечами. Типа нормальное объяснение…

– Папке звонил. Говорит, нового подгона пока не будет. Сидите и ждите, он свяжется.

Я пропустил половину слов мимо ушей. Папка, мамка – без разницы. Понятно, Ром не сам на коленке все делал. Но в мозг раскаленной иглой впилась страшная реальность : «пока не будет». А как долго продлится «пока» ? Что случится со мной за это время ?

Я не спросил вслух, развернулся и вышел, спустился на улицу. Долго стоял и слушал ветер, подставлял лицо прозрачному солнцу, чувствуя, как оно невесомо щекочет кожу. Ощущения и эмоции казались приглушенными, будто сдвинули на минимум бегунок чувствительности. Я едва ориентировался в неожиданно посеревшем, поблекшем мире. Сделалось холодно, страшно, пот струйками сбегал между лопаток, а внутри уже ворочался, требовал порции яда разбуженный зверь. Скреб когтями о стенки желудка, подергивал за ниточки нервов, заставляя непроизвольно дергать то рукой, то ногой, словно театральная кукла.

«Иди и найди…»

«Иди и найди!»

«Иди и найди!!» – говорил зверь.

Мысли потихоньку отключались, уступая место главной цели – отыскать наркотики, где бы они ни были. Если бы в тот момент мне сказали идти из Нижнего в Москву, я бы отправился пешком в Москву.

Сильно подкумаривало. Тело требовало действий, и я пошел. Не помню, сколько гулял, часов пять, наверное. Уже в сумерках ноги снова вынесли меня к Ромкиному дому. Сердце больно екнуло. Я очнулся. И почувствовал надежду – вдруг сейчас есть ? Вдруг Ромка просто пошутил, собирался меня подразнить ? А я так быстро ушел, и он не успел догнать…