Сергей Греков - Везунчик. Сборник рассказов

Бывшие партийные боссы застенчиво толпились перед алтарями и только что хором не пели «Отречемся от старого мира…». Старый мир еще ощущался, как запах нафталина в мамином шкафу, но все же потихоньку выветривался…

Один мой дружок, некогда «истинный партиец, характер нордический, склочный», в монастырь собрался, вывернув наизнанку свою коммунистическую активность. А ведь доселе отличался лишь пассивностью. В известном смысле.

Не взяли. Монахи потом, должно быть, долго кропили помещения святой водой… Хотя про них тоже всякое говорят.

Боженька, которого ветхие бабки дотащили на согбенных плечах до «светлого будущего», с некоторым изумлением взирал с иконостасов на «массовый возврат к религиозным ценностям», принимавший подчас гротескные формы:

«Отметьте Рождество в нашем клубе! На „сладкое“ – зажигательный мужской стриптиз!»

Но не все осознали свои грехи столь скрупулезно. Понятие «грех» вообще приобрело условный характер.

Кто бы в однокашнике, в этом ясноглазом комсомольском лидере разглядел грядущего миллиардера? Тем паче – «мрачного кровавого злодея», а теперь вот – «узника совести»? Ведь традиционно и стопудово был предан «идеалам», шел вверх «по проторенной»… А я тогда свой жалкий потный ваучер отдал жулью под грандиозной вывеской «Нефть-Алмаз-Инцест» … Но ничего, боженька все видит!

В отечественной науке тогда остались лишь наиболее инертные и бесперспективные любители бесцельно поиграть на каком-нибудь осциллографе. А чего еще ждать от нищей на тот период науки? Я свалил оттуда, как только стали задерживать зарплату и гнать народ в неоплачиваемый отпуск. Сообразил, что будущее – за компьютерами! Однако Везунчик продолжал работать в своем «почтовом ящике». Упертый он был! Был…

Тут автобус затормозил на нужной остановке – я ее едва не проехал, предаваясь спасительным воспоминаниям и улыбаясь как дурак, словно ехал на долгожданное «свидание в эротическом смысле», а не на допрос по убойному делу. Пришлось изрядно поплутать по дворам – подмосковные городки отличаются порой редкой топографической невнятицей.

Наконец, я вошел в кабинет следователя: не старого еще, сухощавого мужика. С настолько близко посаженными глазами, что еще миллиметр – и хоть на роль циклопа приглашай, без грима и фотошопа. Узнав, кто и по какому делу прибыл, он оживился и буркнул в телефонную трубку: «Пришел-пришел, загляни-ка по-быстрому!» С любопытством уставился на меня. На диванчике сзади расположился вошедший сотрудник, тоже вроде молодой, но пузатый, да я его толком и не разглядел.

Та-ак… «На первый-второй рассчитайсь!»

Они попеременно начали задавать вопросы, согласно хрестоматийной оперативной провокации. Я не поддался и не стал на эти 3D-эффекты размениваться: метаться-оборачиваться поминутно, теряя остатки самообладания. Второму отвечал, глядя на Первого. Этот их трюк столь часто описывается в детективах, что ну ее «нах», элементарную вежливость. «Нах» -то оно «нах», но мне стало совсем не «пох» от вопросов:

– Дело в том, что обстоятельства гибели ммм… Александра Юрьевича указывают на гомосексуальную почву.

– А из чего это следует? – растеряно спросил я. Это не понравилось местным «тезеям», собравшимся сучить меня, как «нить Ариадны». Вдруг приведет в логово?

Судя по всему, любой оперативник втайне мечтает найти такую мощную зацепку, что сразу раскроет все загадочные преступления, включая убийство президента Кеннеди и гибель законных наследников Эдуарда IV Английского.

– Можно вопросы здесь буду задавать я! – опять-таки трафаретно буркнул Первый. – Вы что, ничего не знали об «увлечениях» вашего, как вы утверждаете, старого друга? Погиб он, скажем так, типично. А что у вас у самого с ориентацией? А, «старый друг» ? – лицо следователя, такое на первый взгляд, нейтрально-затрапезное, даже симпатичное, вдруг посуровело, глаза по-волчьи зажглись, низкий голос зазвенел металлом.

– Будете говорить, что нет? – из-за моей спины пискнул Второй. Его фальцет выгодно оттенял джазовые обертона коллеги.

– Зачем же, – ответствовал я, после секундного замешательства, не увидев никакого резона шифроваться и что-то скрывать: «да гори оно все синим пламенем!»

– Именно такая ориентация, какая вам, если не ошибаюсь, нужна, и мне очень хочется помочь найти эту тварь, а не кого-то непонятного тут изображать. Людей-то убивают… Но дело в том, что мы долгое время общались изредка, по телефону, а по-новой начали всего года полтора назад, когда случайно встретились в центре…

Я сбавил пафос. Это раньше мы до обморока боялись, что «станет известно на работе, в подъезде или в семье», а теперь… Да хоть обсообщайтесь! На работе всем плевать, бывшая жена все прекрасно знает, потому и бывшая, а мама… Она в ответ спросит: почему не приносят газету «Правда»?

Детей с неокрепшей психикой нет.

Соседи? Недавно в лифте какая-то корпулентная женщина прицепилась, опасливо изучая мою небритость: «А вы к кому, мужчина?» Пришлось объяснить «через губу», что «к себе» и «живу, знаете ли, здесь давно». Оказалось, и она – «в обед сто лет», а столкнулись первый раз. Я для нее что равноапостольный, что чикатило кровожадное, – один хрен. Тут же, правда, душевно заметила, косясь на мои покупки, что вместо курабье на маргарине лучше покупать тортики на сливочном масле.

«Тортики? Ага, так вот почему любой лифт для тебя – одноместный!» – стопудовая тетка заставила меня сжаться, втянуть живот и прочие мои «прелестные выпуклости».

Искренность заметно удивила оперов, пришедших в замешательство. Надо думать, они больше привыкли раскалывать тех, кто, оскальзываясь на «гомосексуальной почве», разыгрывали в таких случаях спектакли из серии «жития святых».

– Ну, и что вы можете сказать об интимных пристрастиях Трифонова? – передо мной бросили на стол ворох снимков, изъятых из Шуркиного обиталища. Ни домом, ни квартирой ведь комнату в общаге не назовешь.

На фото в различных – вполне бытовых! – позах застыли незнакомые мне юноши и мужики. Симпатичные и не особо, совсем пацаны и уже на излете последней молодости. Одетые и полуголые – в сауне, что ли, снимали? Русские и не очень (даже какой-то мулат мелькнул). Трезвые и явно в подпитии… Весело улыбавшиеся и провинциально-сосредоточенные… Их было много.

«Надо же – тихушник, а поди ж ты…» Нескольких я узнал: сам же с ними и приходил к Шурке… Больше, если честно, не встречался. А они, оказывается, вот с кем благополучно играли в ладушки! Н-да…

В общем – обычное любительское украшение семейного альбома. Вот только женщины отсутствовали. Ну, ни единой! Странно – ведь Шурка когда-то женился, и дочка была, он еще шутливо называл ее «моя маркиза Детсад». Рассказал он мне об этом очень просто, не пряча глаза, впрочем, – у него все было просто… В какой-то момент чехарда сопостельников показалась утомительной.