Сергей Греков - Везунчик. Сборник рассказов

С женой, правда, через пару лет развелся. Брак, как я понимаю, оказался еще более утомительным. Уступил ей полученную еще от советской власти квартиру и вернулся обратно в заводскую общагу. Да и мать вроде жива-здорова… Наверно, демонстрировать их фотографии следствию показалось бессмысленным. Создалось дурацкое впечатление, что вызвали меня не по делу об убийстве, а чтобы, задыхаясь от сладострастия, выяснить: кто там кого, в какой позе и сколько раз.

Я вдруг вспомнил: когда-то «на заре туманной юности» Шурка рассказывал мне о своей, довольно неприятной, встрече с правосудием. На него, как на активного участника «вопиющего разврата» и «свального греха», показал один шапочный знакомый, пойманный впоследствии не то на краже, не то на злостном хулиганстве, не то на сифилисе – и ставший все валить на «растливших его пидарасов».

Везунчика, попавшего под «колесо Фортуны», не поленились найти и подвергнуть безобразной экспертизе. На предмет сексуальной практики. Мягкость и уютно-хозяйственная внешность моего друга легко могли ввести в заблуждение не только служителей Фемиды, но и потенциально-сексуальных партнеров. Однако, он был, скажем так, вполне мужественным в постели. Поэтому испытал двойное унижение, пока ходячий «Эдипов комплекс» – штатный судебный психиатр с повадками проктолога – вникал в загадки «Сфинктера».

Впрочем, Шурке, как обычно, повезло: все обошлось легким испугом, раскручивать «дело» не стали. 121-я статья УК осталась лежать в закромах социалистической законности. А ведь быть осужденным по ней, позорной, страшило едва ли не больше, чем по убойной. Хотя основной сферой ее применения являлся шантаж. «Ты скажи, а мы о тебе не скажем!»

Тут уж – хочешь не хочешь, – а сочинишь о себе невесть что, и маскироваться станешь как можно тщательнее, и записные книжки сожжешь, утопишь, сожрешь! Некоторые ведь даже писали телефоны знакомых на папиросной бумаге, которую в случае чего можно было съесть. Видел я раз одну такую «шпаргалку»: значился там под странной кличкой «Тол»… Попади она в руки «преподавателей» – «неуд» по жизни был бы обеспечен!

Тогда хоть бы «Тротил» написали, что ли… Типа – «зажигательный»!

Страх входил в нашу жизнь на правах ингредиента, придавая ей дополнительную пряную горечь, подобно кардамону в и без того горьком кофе. А ведь многие привыкали, даже начинали любить эту странную, полную погонь и пряток жизнь, до поры до времени воспринимая любовные похождения как игру в «казаки-разбойники»: ведь на дворе тогда стоял не кроваво-триумфальный 38-й, а застойно-развитой 83-й.

Жизнь чаще всего скудна яркими впечатлениями, тоска по ним заставляет делать событием и волнующей тайной даже не особо титульную ориентацию. Но это до поры, до времени… До когда уже никому не нужен.

Тоже надо будет записать!

Может, именно давнишний инцидент и надоумил Шурку в конце концов жениться? Не знаю… Но детей ему хотелось, в возвышенном, разумеется, смысле!

Все это пронеслось в голове, но ответить на дурацкий вопрос следователя, а, тем более, углубиться в размышления, не позволила обстановка: за стеной вдруг раздалось глухое мычание, перешедшее в жуткий животный рев со всхлипами и стонами. Я похолодел. «Полу-циклоп» заметил мою растерянность и обронил небрежно, с кривой невеселой ухмылкой:

– Небось, думаете, что там пытают кого-то? А наркоманы, между прочим, и не такое выкидывают во время ломки!

Н-да… Наркоши – та еще публика. Абстрактно их, наверное, можно пожалеть, но в каждом конкретном случае возникает гадливое чувство, как от сколопендры, которой я никогда не видел. А вот наркош – видел. Да если бы только видел!

Впрочем, в ту минуту мне было не до морально-этических и психо-соматических аспектов жизни наркоманов. Даже не пришло в голову спросить: «А что тут делает наркоман?»

Тогда хоть перегородки ставьте основательные, что ли, – не эту гипсокартонную видимость!

– Скажите, а Саша… он сильно мучился?

– Думаю, нет. Один удар, прямо в сердце. Мгновенная смерть. Наступила часа в четыре утра. На столе – початая бутылка водки и какая-то закусь… Он принимал гостей, понимаете. Как по-вашему, это были знакомые ему люди? – следователь смягчился. Роль «злого» давалась ему не без труда. Второй за спиной тихо рассосался, очевидно, посчитав свою миссию – расколоть меня на признание в нетрадиционности – худо-бедно выполненной.

– Гостей? Их что, было много?!

– Нет, всего двое – стол был накрыт на троих.

Я вздрогнул, словно в ладонь ткнулся холодный, влажный нос служебной овчарки. «Так-так-та-ак…» Выдавил, что знакомство, скорее всего, было случайным и так типа часто бывает: встретились, перепихнулись, наутро разбежались. Поинтересовался между прочим, когда же все-таки произошло убийство, в смысле – числом?

– В ночь на двадцатое, – холодный нос виртуальной ищейки вторично ткнулся в ладонь, вызывая омерзение – до тошноты.

«Опаньки… Как там звучит статья „за соучастие“? Ведь не докажешь ничего! А чуть не вырвалось… Нет-нет, „молчок и зубы на крючок“!» – гипсокартонные стены кабинета поплыли куда-то…

– Вам нехорошо? Все нормально? Ну да, я понимаю… Так вот, Александр Юрьевич был в тот день в Москве, в местной командировке на метро «Спортивная». Как думаете, он мог там познакомиться с кем-нибудь? Он вообще так – знакомился? Что, любил… хм… групповые забавы?

«В фильмах в такие моменты обычно просят стакан воды и пьют ее, расплескивая дрожащей рукой… Но мы же не в кино, картинных поз еще не хватало!» – фальшивые стены вернулись на свое место, и я затараторил с удвоенной силой:

– Метро «Спортивная»? Нет, я его иногда встречал на Китай-городе, знаете наверно, у памятника героям Плевны, но всегда одного и при мне он ни с кем не разговаривал…

– Знаю, ее еще как-то называют… Плешкой, кажется? – опер вдруг застеснялся своей осведомленности.

– Ну, типа того… Мы больше вспоминали молодость или книжки обсуждали. Да и вообще – чаще перезванивались. Ведь ходить на… э-э… в эти места не только опасно, но и довольно бессмысленно – все нормальные уже давно по клубам и сайтам знакомятся. Это упертый Сашка продолжал по старинке наведываться. Изредка он ко мне в гости забегал, я у него тоже был всего пару раз…

Надо говорить, трендеть без остановки: «трандычихи» быстро утомляют любого и вызывают желание поскорее распрощаться. Пока, опять же, оперу не пришло в голову спросить: «а что я, такой правильный и разумный, делал в эпицентре порока?»

– Какие-то подробности его жизни становились известными, когда все было уже в прошлом, и он хотел поделиться впечатлениями. Так что знакомился, конечно. Насколько понимаю, довольно хм… активно. Однако ни имен не называл, ни внешность не описывал… Эта тема у Саши была как-бы закрытой, особой болтливостью он не страдал. Скорее всего он со «Спортивной» через центр возвращался… Ну, на Китай-городе и вышел размяться… А неужели никто из соседей ничего не видел? Ведь я однажды спросил: мол, водишь всяких, не страшно? Саша тогда ответил, что его любопытные соседи – лучшая защита.