Арсений Коваленко - Темный дом. Самая первая история любви

Если в этом мире нет ничего вечного, что всё когда-то, так или иначе, канет в веках, то большие люди вечны. Это более совершенные организмы, обогнавшие обычного человека по уровню развития и имеющие больше ресурсов. Да, они «условно» смертны, но они сделали себя бессмертными в своих потомках. И обычное доступное для маленьких людей продолжение рода, здесь постольку поскольку. Более развитый коллективный разум дал власть сильным мира однажды и навсегда. У них нет «супер» силы или особенного секрета, делающих их вечными. Но при этом они вечны, когда один из них уйдёт, за ним вернётся он же, только с новым лицом, но начинка будет из схожих генов, а в мозгах – схожие мысли. И такой порядок не рушим веками, тысячелетиями, это за гранью понимания обычных людей. Это редкое исключение, которое лишь подтверждает незыблемое правило, что все вечное – не вечно.

Как, по-вашему, общаются между собой лидер сверхдержавы со своими приближенными? Как они говорят друг другу, что стоит делать, а что нет? Как они взаимодействуют, ругают друг друга и хвалят? Ведь «коллективный разум» это лишь красивое название, но технология придёт к человечеству потом, спустя тысячи лет, а может и никогда. Даже последнему глупцу понятно, что любые средства дистанционной связи не используют для действительно серьёзных дел. Почтовую птицу можно сбить, вестового пытать и узнать всё, звонок/сообщение – перехватить, и так далее. Был бы способ связи, будет и способ его перехвата. Любой человек ответит на этот вопрос сборищем клише и стереотипов: где-то под чёрным домом, глубоко-глубоко под землей, есть сверхсекретный бункер, в котором гражданент и его люди обсуждают судьбу мира. Там обязательно большой и круглый стол, за которым сидят именитые генералы в орденах. На стене обязательно присутствует карта-скелет планеты с красными отметками важных городов. Ходят важные люди с папками подмышками, военные отдают друг другу честь. Или где-то в парламенте есть какая-то особенная тайная комната, куда можно попасть, только если подтвердили твою личность. Часто вспоминают парадный кабинет чёрного дома, где первое лицо нации обращается к народу. А когда камер и журналистов нет, кабинет превращается в совещательную комнату с ключевыми людьми государства.

Любые варианты, так или иначе, почерпнуты из фильмов и газет, из экранета, откуда угодно, но не из реальной жизни. Никто и никогда не присутствовал лично в таких местах, все только видели картинку. А те редкие счастливчики, кто бывал в многочисленных зданиях государственной машины, не видел ничего настоящего. Такой парламент, сякое министерство, а на него наслаивается департамент, который вообще пересекается с управлением всеми управлениями. Их бесконечно много, сколько домов, столько и бюрократических зданий в мире. Даже и работающим на государственную машину людям совершенно ничего не понятно. Такие люди, просыпаются с утра и тоскливо думают, глядя в белый потолок: «А чем я вообще занимаюсь в жизни? Я был создан, подписывать бесконечные бумажки, сметы и приказы? Меня родили на свет, чтобы я проверял бесполезные формуляры?». Видимость работы – одно из больших достижений человечества. И наряду с изобретением самой работы, люди сразу придумали, как её не делать, а только подавать вид.

На самом деле, великие дела вершатся ровно так же, как и насущные проблемы простых людей… Они доедали свои бургеры, а судьба мира уже была решена. Лёгкая и непринужденная музыка наполняла забегаловку приятной атмосферой. Когда некрасивая толстая официантка, которую звали Джесси, принесла заляпанный жиром счёт, старому миру оставалось жить всего несколько минут. Четверо лучших из лучших представителей древнейших родов обессмертивших себя, уже все решили. Питт, Джорж, Федот, и Тедди – четыре головы одного организма, разбросанные в разные тела, лишь для большей стабильности и безопасности.

На стол с дешёвым антивандальным покрытием в круглых узорах подали сочный соус для бургера, а где-то уже творилась история. Если бы салфетка, которой сейчас вытирает рот тот, кто пролил несколько капель соуса на стол, могла понимать, что сейчас происходит, она бы моментально умерла от ужаса.

Федот вытер об неё свои пухлые губы и бросил в угол стола, после чего спросил у остальных:

– Сколько там наших?

– Посольские корпуса, спецслужбы, военный контингент в соседних приграничных странах, немного, может семьдесят-девяносто тысяч человек.

– Гражданенту речь подготовили?

– Да, на лужайке под ясным синим небом.

Он с недоверием посмотрел на небо через гнутые жалюзи в дешёвой забегаловке. Небо было серым и дождливым, тот мрачный серый оттенок неба намекал на то, что в ближайшее время оно синим не станет. Но он ничего не сказал, все эти мелочи и глупости, этим займутся другие, у них есть дела поважнее. Он спросил:

– Как твой сын Джорж?

– Да всё хорошо, шалопайничает.

В разговор вмешался Тедди, благородный и очень худой, солидный гражданин, сидящий у самого окна напротив:

– Моя Джули тоже хулиганит, совсем её избаловали с Люси.

– Может быть, тебе её немножко ограничить?!

– А тебя ограничивали?

За столом раздался вялый хохот от несмешной шутки.

К разговору вернулся тот, кто его начал. Ещё не старый и солидный человек в очень дорогом костюме обычно наводил на других скуку. Он отошёл всего на минуту, позвонить по телефону в стационарной будке около закусочной.

Присаживаясь на свободное место, он скучно произнес:

– Ещё пару минут.

Никто не ответил на это, остальные трое продолжали разговор за жизнь:

– Вчера, моя жена чуть не застукала меня с секретаршей прямо в парламенте, вот был бы цирк.

– Что, не можешь позволить себе уединиться секретаршей в мотеле?

– Я в мотеле и уединялся, кто же знал, что жене захочется прийти ко мне в парламент.

В этот раз смех был несколько сильнее, после заговорил наевшийся толстяк:

– Хочу купить это заведение.

– Сначала тебе надо его продать.

– А… Я забыл.

Некоторое разочарование мелькнуло на лице уставшего от жизни толстяка. Ему уже нечего было покупать, всё и так его, всё без исключений. Потрепались ещё пару минут о том, о сем, после чего Питт, посмотрел на свои неприлично дорогие часы, какие были только у него и у одного очень известного актёра.

Немного торжественно, что не перебивало его скуки в голосе, он произнес:

– Господа, я вас поздравляю, у нас больше нет врагов.

Опять никто не удосужил его ответом, продолжили обсуждать насущные проблемы. И только небо за окном становилось все серее и темнее. Ему уже не суждено было стать синим, оно ещё само не знало этого, и лишь смутно догадывалось, принимая бледно-пепельный оттенок.