Арсений Коваленко - Темный дом. Самая первая история любви

В этот момент, другая часть планеты, где обитал вечный и заклятый враг, уже была выжжена дотла ядерным оружием. Уничтожены все сколько-нибудь крупные города, военные силы заканчивали зачищать ничтожные остатки противника. И сейчас уже мало кто вспомнит название той страны, слеповатая память о которой теперь лишь искаженное название в школьном учебнике средней школы по истории.

Я брёл под электрическими лампами вдоль бетонной стены, вдыхая мерзкий смрад жизни, который поднимался с земли. Я лениво ловил руки, которые ко мне тянулись со всех сторон. Своими мыслями я был далеко, и даже не особо обращал внимание на весь спектр красноречивых взглядов, рукопожатий, молчаливого одобрения или сочувственного сострадания. Все это скользило вокруг меня, а я проплывал через это дальше. Все чаще я стал анализировать прожитое, вспоминать минувшие дни, и задавать себе вопрос: верно ли я потратил каждый день своей жизни? Но больше всего меня беспокоил другой вопрос: можно ли прожить не верно?

Протяжное железное эхо прокатилось где-то сверху, я поднял глаза в вечный мрак над электрическими лампами.

Я прожил всю жизнь под бетонными сводами с желтым электрическим освещением, и чего-то другого я не видел. Все мои знания о фабрике фрагментарны и неточны. Где мне не хватило информации, я добавлял свою фантазию. Нельзя доверять ничему, кроме своей фантазии.

Фабрика разбита на бесконечные цеха, выходящие в общую артерию для прогулок. Множество свай шириной в несколько метров улетают в своды крыши, которая тает в абсолютной тьме, ослепляя спущенными на много метров вниз лампами. По сваям сверху проложен второй этаж, где на подвесных железных мостах ходят они, граждане – хозяева мира, мы видим их крайне редко, но все же иногда видим. И каждая встреча с ними для меня целый клад новых знаний. Сверху расположены служебные помещения и гаражи для подвесных кранов, закрытые от нас тёмным холодным железом. Весь второй этаж, сложная паутина, разбросанная по всему периметру фабрики. Я думаю, граждане попадают туда через крышу, потому что они не спускаются вниз. Я лишь однажды видел их на одном уровне с нами.

Через всю фабрику раскинулся длинный коридор, в который и вливаются, подобно ручейкам, разделы жилых цехов. Всего в общий коридор выходит несколько сотен жилых цехов, таких же, как и мой. Вот и всё, ни входов, ни выходов для нас с этой фабрики нет, и все наши затеи о побеге, лишь наивные мечты. Даже если мы сможем выбраться из нашего цеха, что, в принципе, еще возможно вообразить, то что дальше? Я не знаю ни одного из здесь живущих, кто бы не мог навскидку назвать около десяти способов сбежать из фабрики. Некоторые вожди могут без запинки выдать больше двадцати вариантов побега. Но у всех вариантов, есть всего один недостаток: совершенно не ясно, что делать дальше.

Мы даже ни разу не были на улице мы не знаем, как устроен мир. Романтики говорят, что небо лилового цвета и с него вечно падает еда, а нам достается лишь малая часть этого божественного дара. С годами, я вообще перестал верить в существование открытого неба. Часть фабрики, что доступна мне, видится единственным реальным местом. Иногда мне даже кажется, что за рифлеными железными стенами абсолютная холодная пустота, и там ничего нет. И эта пустота смеётся, улыбается своим беззубым ртом, когда кто-то из нас пытается представить, что находится вне её стен. Мы даже не знаем, сколько всего зданий в нашей фабрике, сколько таких же цехов, и сколько сейчас идут так же как мы.

Я правлю в двадцать пятом цеху. Общий коридор нашего цеха суверенная территория, принадлежащая мне и моим людям. Наш цех кончается там, где начинается центральный коридор для прогулок, соединяющий все цеха в нашем здании. Длинная дорога сквозь фабрику вдоль всех цехов, которая разделена между собой двухметровым забором, с проходом в начале и конце. И каждый день мы делаем много кругов вдоль этого бетонного забора. В детстве я считал круги, а потом перестал.

Но есть и исключения в этой прямоугольной иерархии. Между 77-м и 79-м находится закрытый цех мудрецов без номера. Оттуда, к нам выходят два небольших окошка с решетками, за которым живёт вечный мрак. Иногда мы можем поговорить с безумными мудрецами оттуда, они знают ответы на многие вопросы. К ним мы обращаемся только в самых сложных ситуациях, по поверью, они сохранили истинные знания нашего рода и связь с Богами. С другой стороны, между 134-м и 137-м цехами находятся сразу два закрытых цеха размножения. Но мы никогда не видели их, потому что там идут две глухие стены, которые заканчиваются 137-м цехом. Никто и никогда не был там или же не возвращался оттуда, чтобы рассказать о нём. По характерным звукам самй жизни, которые сложно перепутать с чем-то иным, мы знаем, что там происходит. Там, не прекращаясь, куются новые и новые рабы фабрики. Я всегда гадаю, сколько еще таких помещений на нашей фабрике. Минимум еще одно, ведь с другой стороны цехов размножения есть вход, если его нет с нашей стороны.

Каждый жилой цех ничем не отличается от соседнего, кроме порядкового номера, грубо нарисованного краской на одной из рефренных стен-перегородок около входа в него. Или аналогичного номера напротив на бетонной стенке, который мы видим, когда выходим на ежедневную прогулку. Но эта однотипность каждого цеха, видна только с первого взгляда. Каждый из нас безошибочно найдёт свой цех. Иногда темнота случается, и мир погружается во тьму, и лишь редкие красные лампочки аварийного освещения выхватывают свет из мрака. Да проезжающие подвесные краны двумя квадратными прожекторами создают на несколько мгновений мир из пустоты, и так же моментально его уничтожают, пролетая дальше по своим, понятным только им, делам. Когда проживешь тут всю жизнь, каждая мелочь записывается на подкорке памяти, каждая царапинка, каждый дефект на стене. Все это и ещё миллион других деталей отличает одно идентичное место от другого.

Подвесные краны, которые часто двигаются под потолком, имеют разные характерные особенности и черты. Иногда можно заметить порядковый номер одного крана, он набит сбоку на выступающей вперед кабине. А иногда по немного подрагивающему фонарю можно узнать другой кран. Есть один подвесной кран, у которого габариты отмечены не четырьмя красными маленькими фонариками, а оранжевыми. Один кран проезжает с характерным лязгом, медленно и важно, а другой летит быстро и почти бесшумно. Есть более злые и более добрые краны, одни обходятся с нами лучше, чем другие. Одни краны встречают с радостью на лице, а некоторые провожают со страхом в глазах.

Внутри нашего дома/цеха, несколько сотен маленьких коридоров, расходящихся в обе стороны. В каждом проходе вдаль уходят черные многоуровневые стеллажи с прорезиненными койками, которые тонут в глубине. Кровати высотой в девять ярусов. Они не достигают второго уровня фабрики, где находятся мосты граждан. Возвышаясь на несколько метров над самым верхним ярусом с кроватями, защитный навес, загнутый вверх и выступающий над пропастью, надежно защищает второй ярус. Любой, кто пытался, в лучшем случае что-то ломал себе, падая между двух пролётов прорезиненных коек, а чаще всего погибал при падении с такой высоты. Получается очень правильная геометрическая паутина из проходов под прямыми углами, которые вливаются в общий коридор для прогулок.