Лала Умуд - Урок любви

Весеннее солнышко припекало. Старая айва, которая росла в маленьком дворике, вся покрылась нежными цветками. Цветки были белоснежными, но какой-то розовый удивительный оттенок проявлялся при малейшем дуновении ветра и облачко желтой пыльцы поднималось в воздух. Молодые, но редкие пушистые листики изумрудного цвета нежно шевелил тёплый ветерок. Тонкий аромат чувствовался повсюду. Он залетал в помещения ветхого домишки, вырывался за пределы дворика – на улицу, и прохожие, уловив этот запах весны, замедляли шаги и вдыхали полной грудью, улыбались и умиротворенные продолжали свой путь. Старая бабушка Захра присела отдохнуть под любимой айвой. Колченогий стул под ней зашатался, и она привычно подложила под ножку, сложенную в несколько раз газету.

Это было удивительное дерево. Его посадил отец Захры хала, Мамедхан, в тот день, когда она родилась. Отец был из очень бедной семьи, и имя ему дали такое звучное, чтобы ребёнку сопутствовала удача. Рано полюбив соседскую девчонку Марьям, он добился ее руки. Детей у них долго не было. Марьям была болезненной, и врачи говорили, что у неё слабое сердце и рожать ей будет тяжело. Но она родила девочку. И тогда-то на радостях муж и посадил это дерево. Оно росло вместе с ребенком, распускало ветки. Говорили, айва растёт около шестидесяти лет, но Захра хала давно разменяла восьмой десяток, а дерево как цвело и плодоносило, так и по сей день даёт плоды.

В год, когда началась война, почти все цветки облетели с айвы, а в год Победы стояла она цветущая, как невеста, одетая в свадебное платье кипенно белого цвета, будто понимала людское горе и радость, знала горечь потери и болезни. Чувствовало дерево всё! Захра хала привыкла про себя разговаривать с ровесницей-айвой. Она будто успокаивалась, видя дерево мощным, здоровым. И когда упала, и сломала

шейку бедра, все кругом охали, причитали, а Захра хала попросила, чтоб из больницы ее домой повезли. Как увидела дерево свое сильное, здоровое – только одна толстая ветка от ветра ураганного сломана – так и пошла на поправку. Уже через три месяца тихонько передвигалась по дому. Чудо, да и только. У айвы даже имя было – Агча. Так ее про себя с детства называла старушка. Почему? Не знает. Говорили, ребёнком она не могла выговаривать трудное слово агач-дерево и лепетала «агча». Так и обращалась она к дереву: «моя агча».

Со временем дерево выросло, крона закрывала почти весь двор. Ни у кого из соседей во дворе не росли деревья. Всё-таки центр города, не пригород. Только во дворе у отца цвело и давало плоды благодарное дерево. «Ат башы- Голова лошади» – это был сорт айвы. И впрямь, плоды напоминали лошадиную голову.

Дом бабушки Захры был одним из последних, которые подлежали сносу на их центральной улице. Здесь жили три поколения семьи. Бабушка родилась в этом доме, прожила до замужества, а потом, похоронив мужа и оставив квартиру сыну, вновь вернулась в отчий дом. Здесь ей было всё знакомо. Будто стены разговаривали с ней, напоминая о давно минувших днях…

Вот ещё совсем девчонкой она собирается в гости к подруге. Ей сшили платье из нежного крепдешина. Оборочки на рукавах Захра смазывала яичным белком, и они, как накрахмаленные, торчали в разные стороны. А сколько гостей собиралось в тесном дворике, когда отец справлял ее дни рождения! Обязательно резали барана… папа любил заниматься приготовлением вкусных праздничных мясных блюд! Вот и сейчас она словно видит отца в белой майке во дворе, где был маленький рукомойник. Там в тазу отец обычно мыл ягоды черешни – огромные, почти черные, и обязательно парные надевал ей на уши, как серёжки…

– Захра хала, я за хлебом иду, вам купить? – соседская девчушка Айтач каждое утро забегала на кухню – узнать, не нужно ли чего. Бабушка мягко улыбнулась и покачала головой. Айтач что-то весело напевая, убежала. Соседский кот, жирный, рыжий, гроза всех окрестных котов, бесшумно спрыгнул с хасара- забора, отделявшего двор от соседского. Он подошел к старой женщине, потерся об ее ноги и с урчанием улегся рядом погреться на солнышке. Бабушка подкармливала постоянно этого жирного увальня, вечно голодного кота.

Майское солнышко греет, но не обжигает. Май – любимый месяц Захры хала. Много приятных воспоминаний с ним связано. В мае встречала мужа, пришедшего с той проклятой войны, унесшей столько невинных жизней, в мае родилась их дочь. Очень любила бабушка месяц цветения айвы.

Полуприкрыв глаза, вспоминает, как ее, шестнадцатилетнюю девчонку, пришли сватать. Она сидела в доме, не смея даже подойти к окну, чтобы, тихонько отдернув занавеску, поглядеть на сватов. Первый раз увидела своего будущего мужа, топтавшегося как раз у этого дерева. Он мял в руках кепку и не решался заговорить с ней, хотя они давно уже были обручены. Тогда Аскер пришёл сообщить, что они придут на праздник Новруз байрам, 21 марта.

По обычаю, обрученной девушке семья жениха приносит байрамлыг- поздравление – традиционные подносы с подарками – хончу с испеченными шакербурой, пахлавой, сладостями, благоухающими кардамоном и ванилью. Каждого вида по 51 штуке! Шутка ли?! Но так было принято. Кем принято, когда – неизвестно! Но традиции по сей день строго соблюдаются. Много было тогда подносов – хончалар – которые принесли юной Захре. Тут были и жареная пшеница – символ богатства и плодородия, и орехи, миндаль, фисташки…

Семья жениха старалась не ударить в грязь лицом. Семени (Пшеница, пророщенная к празднику Новруз в Азербайджане, празднуется 21 марта, в день весеннего равноденствия) на фарфоровой тарелке радовала глаз и была перевязана алой лентой. Будущая гайнана-свекровь Захры сама её проращивала.

А после того как семени высохло, Захра собственноручно выбросила засохшую пшеницу в проточную воду канала. А тарелку, чисто вымыв и наполнив ногулом (Конфеты с вкраплениями зерен тмина) отправила свекрови. Ныне уже покойная Биргя ханум тогда, говорят, очень обрадовалась, хотя и знала, что по обычаю тарелку все равно вернут. Но жадноватая по своей натуре, переживала: тарелка-то была тончайшего фарфора Кузнецовского завода. С голубой каемочкой и нежными розовыми букетиками по краям. Послать невесте семени на такой дорогой тарелке считалось особым шиком. Но и Захра была невестой завидной- в приданое принесла целых 12 кузнецовских тарелок и в придачу еще 3 расписные кясы (глубокая тарелка). А один самовар чего стоил! Захре он достался от прабабки. Тульский самовар завода братьев Баташевых – это была настоящая гордость Захры хала. Он датировался 1898 годом и был медным, не латунным. Имел множество медалей на помятых боках – целых 16!

Как приятно было после обильного застолья растопить на угольках самовар.