Владимир Фёдоров - Звезда голуболикой Жаннет

– Не трожь, Катя, – вмешался флейтист, – я ей подарил на память о знакомстве и нашем доме.

–Ишь какой щедрый! – зашлась от негодования комендантша. – Эта рюмка мне от бабки досталась, можно сказать, почти из чистого серебра, а он ее – собутыльнице! Пусть сейчас же вернет! – Она попыталась вырвать рюмку из лап Жаннет, но та сжала ее еще крепче и пронзительно заверещала. Кассандра подхватила обезьянку, решительно шагнула за порог и… едва не столкнулась с мчавшимся по коридору, напуганным Суреном Вахтанговичем.

– Жянка! Жянка! Гдэ Жянка, гдэ ты?! – кричал он во все горло

На радостях, что Жаннет поднялась, Сурен Вахтангович легко простил ей и коварное рандеву с Сан Санычем, и те несколько минут, в течение которых он, обезумевший, метался по общежитию в поисках бесследно исчезнувшей обезьянки. Ее выздоровление стало главным событием недели. К дрессировщику то и дело заглядывали соседи, поздравляли, улыбались, приглашали в гости. Посетило и филармоническое начальство, тоже удовлетворенное благоприятным исходом болезни и перспективой заключения заманчивого контракта.

Жаннет, уставшая от тесноты клетки и долгой неподвижности, быстро освоила коридор, познакомилась с ребятишками, в первую очередь, с Юлей–Алей и Колей, и стала гонять с ними на великах, устроившись за спиной хозяев, кататься по перилам, носиться наперегонки, просто дурачиться и строить рожицы. Запросто заглядывала в комнаты артистов и везде получала радушный прием и лакомства. Она открывала для себя новый мир под названием Голливуд, а Голливуд открывал Жаннет.

Хотя коридор и был теплым, Сурен Вахтангович из осторожности выпускал ее гулять только в стеганом жилетике, а по вечерам продолжал натирать салом и «для профилактики» подавать граммов десять водки из «бабушкиной» рюмки, которую Жаннет так и не отдала Кассандре и теперь хранила в клетке, под матрасиком. Надо заметить, что лечебная процедура уже не вызывала у Жаннет такого отвращения, как вначале. Она поняла, что следом за неприятным жжением почти сразу приходит ощущение легкости, тепла и полного блаженства. Надо только чуть-чуть потерпеть.

– Умница, – хвалил ее Сурен Вахтангович, негромко бормоча по-своему и глядя, как вливает водку в широко раскрытый рот, – хорошо лечишься, молодец! Еще несколько деньков попьем – и хватит. Совсем поправишься… А потом и за работу приниматься надо, достаточно мы с тобой повалялись…

Иногда Жаннет взбиралась на неширокий крашеный подоконник и подолгу рассматривала жизнь за двойными стеклами. Она была совершенно необычной, эта жизнь, – белой-пребелой. В белый цвет были одеты крыши домов, проезжая часть улицы, белые горбы высились на кузовах застывших автомобилей, на собачьих будках и поленницах дров во дворах и даже люди несли этот цвет на своих плечах и шапках и клубами выдыхали изо ртов. А цвет как будто не мог насытиться своим могуществом, то и дело добавлял, досыпал с неба новую белую крупу. И во всей этой белизне не проглядывало даже ни малейшего зеленого пятнышка. Жаннет никак не могла понять, куда же подевались кипарисы, пальмы, трава, наконец? Утонули в захлестнувшем все и вся белом половодье?.. Она прижималась лбом к холодному стеклу, как бы пытаясь нырнуть в белизну и все собственноручно выяснить, но подходил хозяин и осторожно снимал ее с подоконника, укоряя:

– Зачем же так! Простудишь голову. Не успела поправиться – снова заболеешь. Лучше иди, с детьми поиграй.

Смена часовых поясов (или климата) повлияла не только на мир за окном, но и на нее. Жаннет стала часто просыпаться по ночам и подолгу лежать, глядя на потолок, по которому медленно плавали отсветы, рожденные покачивающимся фонарем за окном. Потом сон приходил снова, но не скоро. Она знала об этом и иногда, чтобы убить время, выходила из клетки. Тихо, не тревожа хозяина, влезала на подоконник и смотрела на снег, на фонарь, на такую огромную и близкую здесь луну, ища в ней сходства с рожицами своих сородичей. И находила. Во всяком случае, луна тоже была голубой …

В ту ночь небо затянуло тучами, фонарь – зашторило туманом. За окном было темно, тоскливо – не на что посмотреть. И Жаннет, спустившись с подоконника, тихо вышла в коридор, тоже тускло освещённый единственной далекой лампочкой. Прошла вдоль шеренги дверей и остановилась у одной – приоткрытой. Ей показалось интересным: раньше эта квартира всегда была заперта, из неё не звучало ни голосов, ни музыки. И вот теперь дверь была отворена. Странно. Жаннет проскользнула внутрь, вгляделась в темноту. На кровати, негромко посапывая, лежал человек, мужчина, от которого приятно веяло веселящей жидкостью. Человек уронил одеяло на пол, видимо, замерз и потому свернулся калачиком, подтянув колени к самому лицу. Во всей его позе, в сладком причмокивании полных губ, в обнаженном и свободном от растительности туловище было что-то беззащитное, родное, детёнышеское, и на Жаннет нахлынула волна нежности, даже жалости к нему. Она подошла к кровати и приложилась губами к мягкой щеке. Человек что-то пробормотал и отвернулся. Тогда она тихо провела лапой по его плечу. Человек дернулся, пошарил в темноте рукой, нащупал лапу Жаннет, резко сдавил ее и тут же мгновенно отбросил. Спящий Голливуд потряс страшный и долгий вопль. Захлопали двери, ничего толком не понявшие люди высыпали в коридор, а Егор Михайлович Соловьев, конферансье и фокусник, лишь вечером вернувшийся со столичной стажировки, все кричал и кричал, сидя на спинке кровати и прикрываясь подушкой:

– Че-е-ерт! Че-е-ерт! Уйди, сатана! Сгинь, сги-и–инь! А-а-а! Ма-а-а-ма-аа!..

В противоположном углу комнаты, отброшенная его рукой и ничего не соображающая Жаннет тоже тряслась от страха, махала лапами и дико визжала. Наконец, кто-то из вскочивших в комнату догадался включить свет.

– Там, там!.. Что это?!. Там! – тыкал пальцем в сторону обезьянки побледневший конферансье и неумело крестился левой рукой, продолжая правой сжимать подушку.

– Да это же Жаннет! Жанка, – нашелся первым баянист Семёныч. –Обезьянка наша.

– Отку… откуда она тут? – все еще не мог прийти в себя Соловьев. – Откуда…

– Да живет она здесь… С дрессировщиком… Работать у нас будет… Не волнуйтесь так, Егор Михайлович, – принялись в голос успокаивать пострадавшего полуодетые мужчины и несколько самых любопытных и смелых особ женского пола в ночных сорочках.

– Пре… предупреждать надо! Безобразие! Я… директору пожалуюсь! Развели тут зоопарк…

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.