Олег Ока - Наш родной вирус. Том 2

– Но это тоже антропоморфизм, только не в отношении животных, а явлений природы.

– Питекантропы боялись молний, но они не считали их живыми…

– А тотемы?

– Тотемы жили чьей-то душой… Работай, Баньша, читай и думай! Кофе у нас есть?

– В термосе. Только осторожно, при тряске он разливается, такие у нас термосы.

– Чорт, в "Магнит" надо сходить, сигарет мало.

– Я с тобой…

– Не советую…

– Мне… в аптеку надо, сам понимаешь. Я маску надену, прямо сейчас.

– Не теряйся.

– Лич, где здесь теряться!

– "Из логова змиева, Из города Питера Я взял не жену, а колдунью…" – пробормотал Лич. **

– Ты что-то сказал? Смотри, доиграешься!

Они вышли на солнце, в горячий воздух.

– Аномальная жара. Погода тоже меняется, сезоны сдвинулись. Когда в Питере было такое лето?

Он оглянулся на девушку, встретил взгляд блестящих глаз над маской, посмотрел по сторонам. Людей почти не было, пару человек курили у почты, сдвинув маски на шею, вдали, на стоянке такси переговаривались таксисты, несколько человек ждали автобуса. И все были в масках. Вздохнув, Лич достал из кармана свою, скорчив недовольную мину, напялил, и они пошли по Вокзальной в сторону "Магнита".

– Сначала в аптеку?

Там тоже был карнавальный паноптикум, Баньша пристроилась за спиной обширной тётки, которой маска мешала болтать, и ждать долго не пришлось. Она скоро вернулась с пакетом женских снадобий, в которых Лич совершенно не разбирался:

– Я взяла перекись, йод, бинтов, хорошо-бы всё это не пригодилось. А сигареты сейчас здесь продают, киоск переехал, по коридору направо.

Здесь никого покупателей не было, и Лич сразу обратился к продавцу:

– Блок "Фараона".

– Тысяча.

– Месяц назад было шестьсот.

– Было. А новости смотрите? Подорожание акцизов.

– Подорожание у нас не новость. – Лич положил на прилавок банкноту.

– Зайдём в "Магнит"?

– Деньги есть, почему не потратиться? Бывает акции, дешёвый кофе, ещё что-нибудь.

– Угощаешь?

– А, то!

Магазин располагался в этом-же здании, в полуподвале, довольно просторный, ярко освещённый, удобный. Пакеты свои они оставили в камере хранения и пошли в лабиринт стеллажей. Сразу-же находился отдел чай – кофе и кондитерский. В самом деле присутствовал кофе по акции, стоил терпимо, даже с подорожанием, и Лич взял три банки. С полки в корзинку также пошли по упаковке пастилы и мармелада.

– Я сладкоежка, – грозно сказала Баньша, и Лич довольно улыбнулся:

– Выпадут зубы, кусаться не сможешь.

– Ничего, вставлю челюсти из нержавейки, помнишь, как в "Джеймсе Бонде"?

Во фруктовом Баньша положила глаз на арбуз и груши. Пришлось Личу покряхтеть. Ещё взяли кусок сыра и пластиковую бутылку ряженки, банку шпрот, свежий батон и плоскую бутылочку коньяку.

– Давай на ужин возьмём готовые бизнес-ланчи, чтоб с готовкой не возиться?

– Хочу гуляш и… и харчо. И надо кваса взять. Остановимся ночевать где-нибудь у воды, искупнёмся и закатим пир! Что ты ещё грузишь, не утащить уже!

– Баночку печени трески. Очень вкусно.

– Там сальмонеллы попадаются.

– А мы их коньячком!

– Ладно! Хватит, нам ещё месяц жить, надо и домой денег оставить.

– А у меня ещё зарплата не получена!

Очереди на кассу почти не было, человек пять в масках, как в чумном бараке. Маразм!

Расплатившись, они прошли к камере хранения и стали выгружать корзинку. Всё было хорошо, только он вдруг подумал, что на станции они вообще не видели людей в форме. В этом было что-то не нормальное, не соответствующее моменту, и эту тему надо было просветить. Спросить у кого-нибудь? И тут Лич вдруг почувствовал угрозу. Не себе, или Баньше. Что-то происходило за спиной, у касс, какое-то напряжение. Он обернулся – на кассе расплачивалась весёлая группа молодых людей, из тех, кто в магазин ходят только за пивом и водкой. И что-то там было не хорошо, это чувствовалось по вдруг похолодевшим лицам, неуклюжим репликам, и потом вдруг тишина кончилась. Кассирша, совсем молоденькая и обильно раскрашенная, взвизгнула, кто-то из женщин в очереди закричал, всё смялось, падали на пол жевательные резинки и зажигалки, мелькали руки и пакеты, Лич увидел спешащих охранников.

– Говорю тебе, падла, завтра занесу, получку обещали, – взревел пьяный голос. – Русского языка, сука, не понимаешь?!

– Верните товар!

Откуда-то возник прилизанный человек в белой рубашке, при галстуке, он говорил уверенным голосом, но чувствовался в нём страх. Он встал перед группой, спиной к Личу, слышалось "полиция" и "протокол", "хулиганство" и "статья"… Потом кто-то завизжал, и Лич было рванулся туда, в суматоху, но Баньша повисла на руке, и её лицо было похоже на японскую маску, белую, с чёрными щелями глаз.

– Не пущу! Пойдём отсюда! Бери пакеты, НЕМЕДЛЕННО!

И он не мог не подчиниться, они медленно пошли к выходу, и он старался не смотреть на свалку у кассы, только краем глаза увидел, что человек в белой рубашке лежит на полу, по белому расползается что-то красное – может быть, томатный соус? – и в возникшей вдруг тишине тот-же хамоватый голос медленно, с издёвкой выговорил :

– Денег хочешь, петух? На тебе денег, засунь их президенту в… ! – по полу рассыпались смятые купюры, и сильные молодые руки уже пихали в пакеты дребезжащие бутылки и банки с пивом…

А на улице по-прежнему палило солнце, и тени бежали справа от них. В машине было прохладно, Баньша молча перекладывала покупки в сумку-холодильник, потом села и расплакалась.

– Ты, дурак, ты чего хотел? Вот как тот лежать там, на бетонном полу? А я? А пистолет? Если-бы ты его достал, тебя на куски порвали-бы! И кому хорошо ты сделал-бы?

Лич достал из сумки бутылку пива, сорвал крышку и выпил всё до дна. Потом сказал:

– Извини. И… спасибо. Поехали.

Он перелез на водительское сиденье, завёл мотор и тронулся с места. Баньша осталась в салоне, возилась, сопела, потом притихла. Лич не стал её трогать, чувствовал вину. Да и отдохнуть ей надо было, стресс согнать. Потом она протянула руку и взяла с сиденья ноутбук. Это хорошо, пусть мозги загружает.

***

В Куровицах было пусто, они видели только двух мужиков у автобусной остановки; один мирно спал прямо на траве, другой сидел рядом, опёршись спиной о бетонный столб, в руке он держал темную бутылку, иногда поднимал её к глазам, и, глядя сквозь неё на солнце, пытался определить состояние содержимого.

Они проехали мостик через Оредеж перед Кобрино, когда Баньша, уже пересевшая на штурманское место, странным голосом сказала:

– Останови, пожалуйста…

Съехав на обочину, Лич надавил на педаль:

– Что?

– Красные флаги… – она смотрела вбок, в сторону реки, Лич знал, что там находится пляжик, где в выходные собирались толпы желающих искупаться, позагорать, покидать мячик через сетку. И сейчас там что-то происходило. Толпа, человек двадцать, топталась вокруг флагштока, наверху которого свисала красная тряпка, видимо, бывший государственный флаг. Не видно было, митингуют они, или просто обсуждают новости. Иногда к небу поднимались руки, возможно, в угрозе, или приветствии. Ещё человек 7-8 обретались у кромки воды, где река расширялась, образуя купальный водоём с несильным течением.