Петр Богдан - Легенда о водяном коне. Часть II. Забытое мстит всегда

Колхоз, хоть и был там создан, но, конечно, только потому, что мужики понимали: попробуй его не создать. Самые крепкие и умные из тамошних хозяев были избраны в сельсовет и правление колхоза. Бабушка называла их по именам – до того они были известны и почитаемы во всей округе. Председателя она, кажется, дай Бог памяти, называла Игнатом. Редкое имя сейчас, поэтому я и не забыла. Этот Игнат повел дело так: часть посевов укрывать, часть скота укрывать, всячески прибедняться с урожаем – словом, хотел спасти свои деревни от разорения. Так тогда многие пытались делать, не он один. Надеялись приспособиться и пережить лихую годину. А година-то, она чуть ли не в век обернулась! Однако, у Игната со товарищи все шло лучше других. Комбедовцев у них было мало, а тех, кто оставался, удалось подкупить или запугать.

Так более-менее хорошо шли дела у него с год-полтора. Но тут появились двадцатипятитысячники. Помните таких по школьной программе?

Мы с Мариной закивали головами.

– Приехали они в Ивантеевку. Как-никак самое большое село в округе. Приехали с вооруженной охраной и партактивом из города. Местного председателя сразу сместили и поставили двадцатипятитысячника. Уж на что тот старался, а местные активисты свинью подложили – нажаловались, «вскрыли», так сказать, недостатки. В окрестных колхозах тоже сняли почти всех председателей, да поставили двадцатипятитысячников. Съездили и в Мокрый Луг, к Игнату. Уж как он сумел их увещевать там, как угодить и обмануть – остался он в тот день председателем. Видно, горой за него встали свои мужички.

Уехало районное начальство с этими двадцатипятитысячниками из села, а на следующий день прибегает к ним в Ивантеевку комбедовец из Игнатова колхоза – так мол и так, контрреволюция свила в нашем колхозе свое кулацкое гнездо. На собрании-то он выступить не посмел.

Районные комитетчики решили схитрить – вызвали к себе сюда одних комбедовцев и активистов. Те воспряли духом, устроили здесь заседание актива, и вечером же, все вместе, с револьверами, заявились в Мокрый Луг. Игнат, естественно, ничего не ожидал. Его и нескольких его ближайших соратников арестовали как вредителей и кулаков. Тем же вечером собрали собрание и возмущенным мужикам показали нового председателя из 25-тысячников. Однако ночью часть мужиков решила взбунтоваться. Они освободили Игната с товарищами, и тот, наверное, от отчаяния, – он понимал, что ни ему, ни деревенским пощады не будет, – в ту же ночь перебил всех комитетчиков, а заодно и активистов. Случайно спасся только один двадцатипятитысячник, только что назначенный новым председателем колхоза – Николай Щербаков. Ты, наверное, знаешь его внучку, – Татьяна Федоровна посмотрела на меня, – Милу Щербакову. Кажется, ты с ней учился.

– Да, знаю. Мир тесен! – пожал я плечами, сделав равнодушное лицо. Однако в моей груди противно заныло.

– Она, кстати, часто приезжает в Ивантеевку, – продолжала ничего не подозревавшая Татьяна Федоровна. – У ней тут родня. Между прочим, – она лукаво посмотрела на меня и Марину, – когда мы встречаемся, она всегда спрашивает о тебе, Саша.

– Весьма польщен, – я растянул свои губы в улыбке. В груди заныло еще противнее. Ну сколько можно упоминать это имя?! Марина тоже улыбнулась. Но в глазах ее, обращенных ко мне, промелькнула настороженность.

– Так вот, на чем я остановилась? Николай Щербаков… – начала Татьяна Федоровна свое продолжение, но тут ей помешали – в сенях хлопнула дверь, и вслед за скрипом половиц послышался приятно хрипловатый баритон:

– Хозяева, можно к вам в гости?

Я досадливо поморщился. «К нам в гости» в который раз притащился ивантеевский агроном Виктор Степанович Лютиков. Ничего особенно приятного, кроме баритона, у него не было. Но вдовый агроном явно питал сердечную слабость к нашей Татьяне Федоровне. Я весьма подозреваю, что эта его слабость в значительной мере питалась и надеждой, что городские связи Татьяны Федоровны помогут вырваться из деревенской грязи. Сейчас он опять примется из себя корчить интеллектуала-интеллигента, которому, разумеется, не место здесь. Однако Татьяна Федоровна почему-то вполне снисходительно принимала его ухаживания. Увы! Видно, женское сердце в любом возрасте требует подтверждения своей притягательности.

Вежливость требовала остаться на некоторое время за столом, что я и сделал, проклиная этого кретина за прерванный рассказ Т. Ф. и благословляя его за то, что имя Милы Щербаковой перестало терзать мои нервы.

Агроном, местный светильник разума, начал, как всегда, с критики. Впрочем, это было даже интересно послушать – в отличии от обязательного заключения – совместных с Татьяной Федоровной похвал местной природе, которой никогда не уставала восхищаться моя троюродная тетя. Любопытно, что Лютиков никогда не замечал, что эти заключительные похвалы как-то сводят на нет его предыдущую критику. Стоит ли так критиковать такое красивое место? Но агроном не унывал: любое общение с Татьяной Федоровной, по-видимому, он готов был считать каплей, которая точит камень.

Был в его критике и еще один положительный момент – на стол вываливались деревенские новости, которые всегда, безусловно, колоритны.

– И, представляете, все трактора пришли, а стекалинской «Беларуси» нет! – говорил агроном очередную критическую новость, едва не смахивая себе на брюки чашку с кипятком. – А ведь трактор один из самых новых, и Стекалину доверили его не случайно – работник он хороший, и после майского запоя не пил уже почти три месяца. Ну, думаю, неужели опять сорвался? Выезжаю на место, где должен работать Стекалин – Лясовское поле, чуть в стороне от Мокрого Луга – с Мишей Иваньковым, нашим главным механиком, и что мы видим?! Трактор весь перегрелся, работает в холостую, солярка на исходе, а Стекалина и след простыл!!! Ну и сволочь! Извиняюсь за выражение. Наверное, снова запил – не хватило, и ушел в Князевку через Мокрый Лес, туда 5 километров, а в Ивантеевку, обратно – семь. Даже забыл двигатель заглушить – во как приперло! Теперь, наверное, в Князевке у свояка отлеживается. Недели на две в запой с ним на пару. Знает, что ему ничего не будет. И это еще не самый худший работник! Даже на хорошем счету. А просто алкоголиков сколько? Чуть ли не половина! Ну как с такими можно работать?! – он неожиданно запнулся, и глаза его чуть округлились, словно он впервые услышал сам себя и удивился – действительно, «как можно?»

– Нет, с такими людьми невозможно работать! – повторил агроном уже утверждающе. – А мы вот ухитряемся! – он скорчил гримасу. – Работать! Чуть ли не каждый пятый из этих, мягко говоря, работников – судимый. Среди них есть, не спорю, люди, как это говорится, споткнувшиеся и осознавшие, так сказать. Взять, к примеру, Лаптева. Убил по пьянке, раскаялся, работает неплохо, правда, запивает иногда. Но это отдельные случаи. А большинство – попробуй заставь работать. Так они тебе и будут.