Петр Богдан - Легенда о водяном коне. Часть II. Забытое мстит всегда

– Неужто они все такие? – робко попыталась возразить Татьяна Федоровна.

– А! Почти все! – махнул рукой Лютиков. – Вон, Горелин, «рецидивист», дважды по бытовухе сидел, в глаза так и смеется. «А что, – говорит – начальнички, вы мне сделаете? Я живу тихо-мирно, никого не режу, не бью, порядок не нарушаю. Уволить вы меня все равно права не имеете, так что зарплату, начальнички, все равно платить придется!» И ведь хорошо свои права знает, сволочь! – увлеченный своим красноречием, Лютиков на этот раз забыл извиниться за «выражение». – В городе таких на работу никуда не берут и не прописывают, вот государство и присылает их к нам в деревню – подымать сельское хозяйство! Издевательство это! – чашка с чаем снова едва не очутилась на штанах агронома. – И работу им тут предоставь, и пропиши, и жилье дай! Вот с каждым годом и идут хуже дела. План горит, даже авралы не спасают. Четверть ячменя, считай, уже пропала. А проса – не меньше половины будет. И так – постоянно!

Изредка прерываемый нашими репликами, приятный баритон Виктора Степановича еще минут пятнадцать поносил деревенские порядки в Ивантеевке в частности, и сельское хозяйство страны вообще. Правда, его он критиковал очень кратко и тоже вообще.

– Нет, гробит нас государство, гробит! С такими людьми не только не наработаешь, а совсем все запорешь! – заканчивал он свою очередную пламенную «филиппику». – Совсем ничего в деревне не останется, окромя грязи!

Безысходно-трагический тон его речи показывал, как тяжело ему такому умному, все понимающему, находиться здесь, а глаза с заискивающе-осторожной надеждой были устремлены на Татьяну Федоровну.

– Ну, что-нибудь да останется, Виктор Степанович! – с мягкой улыбкой возразила Т. Ф. – Останется эта природа, холмы, заросшие лесом, эта красота. И наше Спокойное озеро никуда не денется, и воздух тот же чудесный будет.

– Да, природа здесь прекрасная! – Подхватил Виктор Степанович, и я поднялся. Дальше слушать было нечего – предел моего терпения и интереса иссяк, правила вежливости соблюдены, и я спешно ретировался из-за стола, сославшись на желание подышать тем самым свежим воздухом, который сейчас начали и будут еще довольно продолжительное время хвалить два местных кулика.

Впрочем, Татьяна Федоровна совершенно искренне была убеждена, что воздух и вода здесь просто изумительны, что и заставляло ее последние два года, с тех пор как ей в наследство от родни достался этот дом, предпочитать отпуск на малой родине санаторию в более теплых краях. Правда, тут было скучновато, но гостеприимная Т. Ф. всегда умела зазвать к себе пару (но не более – слишком хлопотно) гостей. Она нашла старушку, которая здесь жила и присматривала за домом во все время ее отсутствия, и платила ей ежемесячно 10 рублей.

Я вышел во двор. Солнце уже зашло. Быстро смеркалось. Далекий лес безмолвно темнел в вечернем безветрии на противоположном берегу речки. Изумрудные утром поляны сейчас все больше сливались с темно-коричневой зеленью отдельных деревьев. Хорошо видная с пригорка, где весьма удачно расположился дом Татьяны Федоровны, на закат зеркалила небеса нежно лазоревая, с розовыми пятнами все еще освещенных зашедшим солнцем облаков, раскинутая во все стороны гладь Спокойного озера.

Я с наслаждением потянулся и зевнул. В деревне вместе с заходом солнца на меня накатывала непреодолимая сонливость, и дотянуть до «официального» отбоя можно было только с помощью удивительно быстро свежевшего с этим заходом воздуха. Остатки заката еще розовели над верхушками леса, сумерки быстро сгущались, меняя очертания предметов, но трудно было представить, что через три часа, если выйти по нужде, тебя обкатит будто ледяной волной ласково-прохладный сейчас ветер.

Я улыбнулся, представив, как Т. Ф. и ее деревенский воздыхатель в очередной раз расхваливают красоты местной природы.

– Ах, какой здесь воздух! Ах, какие деревья! Ах, какие виды! – то и дело слышалось от Т. Ф. Бедному агроному ничего не оставалось, как поддакивать предмету своих воздыханий. И всегда, осторожно начав, он увлекался и начинал искренне расписывать местные достопримечательности. Окончание их бесед (правда, ради справедливости, нужно заметить, что я слышал только две) было до того традиционным, что у меня закрадывалось подозрение, а не было ли оно хитрой женской тактикой, позволявшей Т.Ф. избегать чего-либо определенного в отношениях с агрономом и всякий раз выходить сухой из воды?

Впрочем, воздух здесь действительно был превосходен – чистый, поразительно ясный. А вода – удивительно мягкая. Т.Ф. говорит, экспертиза показала – целебная. Лучшее доказательство здешних достоинств – ее вид: второй год подряд за отпуск Т.Ф. удивительно хорошела. Местная природа действовала на нее куда благотворней, чем южные края.

В каком-то смысле я был единомышленником Т. Ф. На Юг, в Крым или на Кавказ лучше ехать в конце августа – начале сентября, за уходящим летом, а самый разгар его приятней всего проводить на родине. Вот и сейчас у меня «в кармане» лежала путевка в Евпаторию. Но до конца августа еще четыре недели, и приглашение Т.Ф. приехать с Мариной на недельку к ней в Ивантеевку пришлось как нельзя кстати.

«Как нельзя кстати!» – мои губы искривились в усмешке. – И вот на третий день приезда я узнаю, что в любой момент могу здесь натолкнуться на Милу Щербакову!» – от этой мысли мне стало сразу неуютно. – Неужели свет на мне клином сошелся! Неужели мир тесен именно для меня?! А! – я резко взмахнул рукой, прогоняя с обескураживающе неожиданной быстротой накатившее уныние. И почему это я должен непременно с ней встретиться в эти восемь… нет, уже пять, дней? Она вовсе не обязательно должна оказаться тут на этой неделе. «Ну, а как же закон подлости?! – подло выскользнула из подсознания хорошо осведомленная в моих слабостях трусливая объективность. – Ты ведь, Лик, прекрасно знаешь, как безотказно он действует!»

И я понял, что все оставшиеся дни буду с тревожным напряжением всматриваться в любую девичью фигурку на улицах Ивантеевки. Но пока-то я в безопасности. И Милу Щербакову можно было выбросить из головы.

Я вдруг рассмеялся:

– Веселенькая перспектива для Лика! – пробормотал я. – Как там я подумал? «С тревожным напряжением всматриваться в любую девичью фигурку?!» Ха! В то, во что я всматривался всегда с ожиданием – подойдет или не подойдет? И если подойдет, то пойдет или не пойдет? – я снова рассмеялся своему забавному каламбуру. Но сейчас я был, как это говорится, «с невестой», и потому сделал серьезное выражение лица. Тем более, что сзади скрипнула дверь, и я услышал «невестины» шаги.

– Что, все еще дышишь свежим воздухом? Или думаешь о своем водяном коне?