Петр Богдан - Легенда о водяном коне. Часть II. Забытое мстит всегда

– Нам? – я удивленно посмотрел на Т.Ф. – Вы говорили, что что-то придумали. Вы пойдете с нами в лес?

– Ты почти догадался, Саша. Только не я пойду с вами в лес, а вы пойдете со мной. Нам предстоит маленькое путешествие – семь километров к тому месту, где пятьдесят лет назад находилась деревня под названием Мокрый Луг!

– И нас там ждет пикник! – воскликнула Марина.

– Вместе с продолжением рассказа о моем водяном коне?! – подхватил я. – Отличная идея, Татьяна Федоровна!

– Так что жуйте быстрее, ребята, и собирайтесь. Лучше нам успеть выбрать в лес до того, как жара отобьет у меня всякую охоту перебирать ногами.

х х х

Однако солнце, не обращая внимания на пока еще прохладный воздух, жарило вовсю, и я с тоской думал о тех семи километрах, которые мне предстояло пройти. Дамы чуть впереди меня шли налегке, а за моим затылком возвышался огромный рюкзак, вместивший в себя, благодаря моему джентельменству, почти все содержимое предстоявшего пикника. Мне оставалось только сетовать на старенькую пятилетнюю «Яву», оставшуюся стоять в сарае. Этот «боливар», к сожалению, не мог вынести троих. Мама с папой обещали мне на окончание универа «Запорожец», но вышла задержка: какой-то ветеран, в чью очередь мне должны были дать машину, заупрямился и поднял скандал. Папа был очень огорчен. Он не любил, когда срывалось данное им обещание. Придется теперь подождать несколько месяцев.

Т.Ф. словно угадала мои мысли:

– Хорошо, что твоя «Ява» может вместить только двух человек. Если бы ты приехал на папиных «Жигулях», я бы не выдержала искушения. А теперь вот выберусь на пешую прогулку. Давно я не ходила так далеко. Все возле деревни хожу, ноги свои жалею.

– О, Татьяна Федоровна, неужели вид из окошка машины может заменить пешую прогулку? Приезжай я хоть на «Волге», вы бы все равно предпочли ей возможность пройтись пешком, – сказал я, поддержав собственную значимость. Но я слукавил: папа не мог дать мне машину. Он вообще ее никогда мне не давал. Характер у него на этот счет был кулацкий: что твое – твое, что мое – мое. И как это ни печально, в его рассуждениях было много верного: «Жигули» ему бывали часто нужны для дела, а мне хотелось только пофорсить. Я бы и сам так рассуждал на его месте.

Ивантеевка – деревня большая, и почти километр дополнительного пути предстояло пройти по деревенской улице – расхлистанной и раздолбленной, впрочем, вполне соответствовавшей стареньким мазанкам с покосившимися полусгнившими заборами, тянувшимися справа и слева. Новых домов почти не было – выпросить материалы было практически невозможно, а украсть сразу на целый дом трудно; кое-где заплатами виднелись новые доски на стене хлева, или белела подпиравшая хлевную крышу новенькая дополнительная балка. Впрочем, на большинство строений было невозможно найти каких-либо потуг навести марафет – все явно служило хозяевам до тех пор, пока когда-нибудь не разваливалось от их прикосновения. Впрочем, я подозреваю, подобные происшествия позволяли их участникам получать побольше «бюллетней», и поэтому абсолютное большинство древесных материалов могло быть спокойно – им предстояло умереть естественной смертью.

Здороваясь с редкими прохожими, мы миновали последний дом, и вышли по дороге на пастбище, спускавшееся к озеру. Озеро было хорошо в утренних лучах, казалось чистым-чистым, его гладкая, нетронутая ветерком поверхность слепила глаза, отражая солнце. Вдали, отчетливо видные в утреннем прозрачном воздухе, приветливо-маняще зеленели на сине-золотистом фоне острова.

Мне вдруг безумно туда захотелось.

– Съездим туда завтра? – предложил я Марине.

– Съездим, почему бы нет, – стараясь казаться равнодушной, пожала плечами она. Но по мелькнувшей в ее глазах искорке я понял, что моя идея ей понравилась, – только где тут лодку возьмешь?

– Лютиков даст, я уверен. У него есть лодка? – я обернулся к Т.Ф.

– Кажется, есть, – Т.Ф. задумалась, – Да, есть, он как-то говорил мне, что любит рыбачить.

Навстречу нам показался «Уазик». Едва поравнявшись с нами, он остановился, и из него выглянул сам главный агроном собственной персоной. Легок на помине.

– Здравствуйте, в лес собрались? – раздался его приятный баритон.

Т.Ф. сказала несколько дежурных фраз о прекрасной прогулке в приятную погоду с молодежью и пр.

– Значит, вы туда, а я оттуда, – сказал Лютиков. И тут я заметил, что у него сквозь натянутую для нас на лицо улыбку проглядывает сильное раздражение.

– Я только что из Князевки, ездил за Стекалиным, хотел его из запоя выцепить, хотя бы к жене привезти, она бы быстро его на ноги… Но в Князевке его и не было. Свояк божится, что его месяц уже не видел. Хотя Гришка, конечно, мог и в Федоровку уйти – там у него тоже кто-то не то из родни, не то из друзей. Но туда километров семь. Зачем ему туда идти? Пропал, вот так вот! У нас сейчас каждый человек на счету, план горит, а народ, видите как!? – агроном, все более разгорячавшийся, вдруг запнулся, глядя на наши вытянувшиеся физиономии, среди которых только принадлежавшая Т.Ф. пыталась изобразить какие-то попытки сочувствия.

– Так, значит, вы на Мокрый Луг? – чуть смутившись, спохватился Лютиков, – жаль, не могу вас подбросить, чтоб вам ноги-то понапрасну не бить. Надо срочно на Кологривовское поле ехать.

Я вспомнил про лодку и спросил о ней. Лодка у него действительно оказалась.

– Приходи сегодня прямо, вечером, – сказал он дружелюбно-заискивающе, – Я тебе дам ключи от цепи и весла, а то утром меня найти нельзя вашему брату – мы тут встаем не то, что вы, городские.

Он крепко сжал мне руку, попрощался с нами, постеснявшись при шофере любезничать с дамами, и укатил.

– Хороший он человек, – сказал я, глядя в след шлейфу пыли, оставляемому его «Уазиком», – только вот одного я понять не могу: чем ему так нравятся мои пальцы? – под смешки дам я поднял правую кисть на всеобщее обозрение, – на ней совершенно отчетливо выделялись отпечатки лютиковской пятерни, перемазанной в машинном масле.

Дорога до Мокрого Луга была удивительно живописной – справа расстилалось Спокойное озеро с рассыпанными вдали островами, слева – поля и поля. Острова постепенно стали ближе, и я заметил, что за первыми из них начали появляться заросли камышей, да и цвет озера изменился – оно как бы позеленело – видно, там часто попадались заросли водорослей. Когда я заметил об этом вслух, Т.Ф. вздохнула:

– Мелеет наше Спокойное озеро. Ничто не вечно – это, конечно, так. Но обмеление можно хотя бы замедлить, насколько я знаю. Его надо как-то чистить, следить за его состоянием, но никому и дела нет. А ведь раньше, говорят, лет двадцать назад, еще километра два можно было проехать – и ни разу не встретить ни водоросли, ни ряски. Страшно подумать, пройдет еще лет двадцать, и все Спокойное озеро затянет травой и тиной.