Нонна Беспалова - Скрипачка и Пилот, или На двух берегах

– А ты сам?

– Что?

– Ты сам любишь музыку?

– Я люблю рок. Джаз тоже.

– Ясно. А в оперу можешь достать билеты?

– Ты имеешь в виду в Большой?

– Большой тоже хорошо.

– Я попробую. Пошли. Посуду вымою после. Машину я здесь у вас оставлю. Там не запарковаться. Проедем остановку до Курского на метро, дальше пешком. Я знаю короткий путь.

Нора давно не была в метро и оглядывалась как туристка. Они вышли в длинный переход под путями Курского вокзала, прошли его до самого конца и поднялись наверх. Дорожка, выложенная плиткой, дома из красного кирпича – всё было новым, чистеньким и ухоженным. Нора совершенно не помнила, что тут стояло раньше. Может быть, она и не ходила здесь никогда.

Какое-то время они шли молча. Потом Олег задал ей вопрос, который, видимо, давно хотел задать.

– Ты замужем?

– Разведена. А ты?

– Я тоже.

– Дети есть?

– Дочка. Восемнадцать лет. Завтра мы с ней встречаемся. Сходим вместе куда-нибудь.

Они опять помолчали.

– Почему ты меня не спрашиваешь о детях?

– Боюсь задать неловкий вопрос. У тебя такое тело… Грудь совершенно девичья. Ты ведь не рожала?

– Нет.

– Не хотела или не могла?

– Не могла. Да и не хотела, пожалуй. Муж очень хотел детей. Ради него я четыре года лечилась, ушла из оркестра. А потом оказалось, что его молоденькая любовница забеременела, и он ушёл к ней.

– Ты его не простила?

– Это не мешает нам быть в приятельских отношениях.

– И моя меня не простила.

– У тебя что, ребёнок на стороне?

– Да нет, бог миловал. Просто я два раза влип в одинаковые истории. Ты понимаешь, вокруг молоденькие девочки, с виду такие лапочки, такие зайчики, так с ними легко, а потом вцепляются в тебя мёртвой хваткой, и начинается: слёзы, истерики, анонимные письма, звонки жене…. Первый раз Юля меня простила, на второй – подала на развод. Живёт одна с дочкой. Может кто-то у неё и есть, но я не видел, не знаю…

– Мужиков у вас мало. На всех не хватает. Вот они и кидаются на каждого.

– Спасибо. Утешила.

– Не обижайся. В Америке ситуация в точности наоборот. Мужчин много, женщин мало. Поэтому у нас эмансипация, феминизм за гранью здравого смысла, избалованные жёны, покорные мужья и так далее…

– Почему же ты не вышла замуж?

– Можно, я не буду отвечать на этот вопрос?

– Можно. Мы пришли.

Они поднялись по небольшой лестнице к дверям, за дверью – ещё по одной лестнице. «Подожди меня здесь», – попросил Олег и подошёл к боковому столу с брошюрками и буклетами. Он переговорил с юношей, стоявшим за столом, тот достал из-под буклетов два билета. Олег вернулся к Норе: «Пойдём. Гардероб там».

Нора отметила для себя, что он очень спокойно и уверенно держится, она ожидала большей скованности. «Этих самых „историй“ было, конечно, значительно больше. С такой располагающей внешностью и таким полем …. Не удивительно. Возможно, он этих бедных „зайчиков“ предупреждал, что не женится. Считал, видимо, честного предупреждения достаточно, чтобы избежать недоразумений. Если бы всё было так просто. Как-то он очень легко рассказал об этом. Маскируется? Разрыв – всегда серьёзная травма. И ребёнок. Он любит дочь, это видно. Что это? Я пытаюсь его оправдать?»

Олег помог Норе снять дублёнку, сдал её вместе со своей курткой. Они вышли в фойе, и сразу раздался первый звонок. Нора огляделась. Старую штукатурку частично сняли со стен, обнажили кирпичную кладку. Практически ничего не переделали, но придали обстановке нарочитую небрежность, «антибуржуазность». Нора очень давно не бывала в театре. Во времена консерватории она пересмотрела всё мало-мальски интересное. То, что она видела в Вашингтоне и в Нью-Йорке её неизменно разочаровывало. Она решила, что либо она разлюбила театр, либо театр изжил самоё себя, и ей это перестало быть интересно. Нора была вполне готова к очередному разочарованию.

Они сидели в шестом ряду близко к середине. «Обыкновенную историю» Гончарова Нора читала в школьные годы, помнила сюжет: племянник из провинции приезжает к дяде. Дядя помогает племяннику устроиться и преподаёт ему уроки жизни в большом городе, развенчивая его юношеские иллюзии. Погас свет в зале и зажёгся на сцене. Декорации были очень условными и, по мнению Норы, неоправданно вычурными. В первой сцене племянник, его мама и его подруга прощались перед отъездом. Нарочитая восторженность племянника показалась Норе неестественной. «Мама» и «подруга» играли хорошо. Современные костюмы и неоновая подсветка декораций контрастировали с особенностями языка старого романа. Всё встало на своё место с появлением «Дяди». Пафос племянника снизился, декорации заиграли положенную им роль, язык перестал казаться архаичным. «Дядя» был чудо как хорош, и Нора отметила, что с интересом следит за происходящим на сцене. Через несколько минут она перестала отмечать свои впечатления и полностью отдалась действию. Только один раз, в сцене, где племянник ходил голым, старательно прикрывая гениталии, она поморщилась и подумала: лишнее. Наготой сейчас никого не шокируешь. Но и это не разрушило впечатления. Спектакль шёл с одним антрактом. В антракте Олег, не спрашивая Нору, взял два бокала шампанского. Они встали у колонны.

– Ну, как?

– Отлично! Молодец этот ваш Кирилл…

– Серебряников. Он в школе-студии МХАТ вёл класс, потом создал из него театр-студию и ему дали это помещение. Кажется, сейчас у них какие-то неприятности. Их пытаются отсюда выжить.

– У них, по-моему, аншлаг?

– Да. Билеты так просто не достанешь. У меня есть друг. Его сын работает у Серебрянникова. В этом спектакле он не занят, играет в «Мёртвых душах». Он нам и устроил контрамарки.

– Почему же их пытаются выжить?

– Помещение удобное, в хорошем месте, а поддержки от чиновников у Серебрянникова больше нет. Чем-то он там провинился. «Пусси-райот» у него выступали, кажется. Я точно не знаю.

– В Америке успех определяет всё. Ну и прибыль, конечно.

– У нас ещё не всё меряется деньгами.

– Это хорошо или плохо?

– Это и хорошо и плохо. Пойдём, уже второй звонок.

Окончание этой «обыкновенной истории» расходилось с романом. Оказалось, что старому цинику дядюшке, не чужды человеческие чувства. Нора испытывала давно забытое возбуждение и аплодировала не жалея ладоней. Актёры выходили кланяться трижды, потом на сцене погасили свет и все потянулись из зала. Олег принёс пальто, помог Норе одеться. Они медленно пошли к метро той же дорогой.

– Я вижу, тебе понравилось.

– Не то слово. Я думала или театр умер, или – я. Ан, нет. И театр жив и я – жива.

Олег засмеялся и обнял её за плечи.

– Ты определённо жива. Живее всех живых.

– Я вижу, тебе понравилось.

Он помолчал. Потом ответил вполне серьёзным тоном.