Евгения Палехова - Невинный семейный бизнес. Мелодрама с острыми краями

Алексей Давыдович извергом не был. Он понял, чего не хватает этому ребёнку.

– Молодец. Оперативно сработал. Ничего лишнего.

Этим Алексей Давыдович и решил ограничиться. Он встал и пошёл к выходу.

Сергей, просиявший на миг ярко и по-детски радостно, вдруг почувствовал обиду: он осознал, что всё же ждал восторгов и комплиментов!

– И всё? – с вызовом спросил он у спины Алексея Давыдовича.

– Медальку потом дам. В холле ковёр постели. Это подкупает, – ответила спина, двигаясь на выход. – Чего стоишь, как дурак? За мной!

Сергей коротко и зло засмеялся: а чего он, в самом деле, как дурак?

– Парковку посмотреть не желаете? – угодливо-подобострастно спросил Сергей уже на ходу. Он просто изнывал от желания вывести этого человека из себя.

– Желаем, – донеслось до него уже из холла.

Парковка была хоть куда. Алексей Давыдович и не скрывал удовольствия.

– Сюда ещё машины поставь.

– Чьи? –не понял Сергей.

– Свои!! – почему-то рассердился Алексей Давыдович, но тут же взял себя в руки. – Серёжа! Ну как можно быть таким тормозом?! Здесь же главное даже не костюмчик и не то, как он сидит! Главное – показать тем дурням, которые к тебе приедут, что они не единственные!

Алексей Давыдович вздохнул. В конце концов, парень-то в чём виноват?

– Серёжа, их это будет очень мотивировать, – он заставил себя говорить спокойно и мягко. – Значит, всё исправишь. И значит… – он улыбнулся, как еще не пьяный Дед Мороз, запустивший руку в мешок с подарками. –И это значит, что мы скоро-прескоро пойдём ловить!

– Мы? – Сергей был неприятно удивлён. – Я думал, я сам.

– Он думал! – усмехнулся Алексей Давыдович, и Дед Мороз пропал. – Скажите-ка, думал! А что ещё такого интересного ты умеешь делать?

С вежливым любопытством, участливо и терпеливо он смотрел на Сергея, который набухал злобой, но молчал. Так и не дождавшись взрыва, Алексей Давыдович продолжил:

– Короче, работать будем в команде. Я тебе сказал – схема обкатана. Изъянов не обнаружено. Так что постарайся не стать первым.

Алексей Давыдович в последний раз окинул хозяйским глазом пространство.

– Поехали, – распорядился он. – Мне через двадцать минут нужно быть в центре.

Он сел в машину Сергея первым. На заднее сиденье сел. Сергей постоял секунду и нерешительно качнулся, но всё же сел за руль. Алексей Давыдович уже приложил к уху мобильный телефон и тут же похлопал Сергея по плечу сложенными перчатками.

– И не кури в машине. Не люблю.

Сергей собрался красиво и матерно ответить, но Алексей Давыдович сделал большие глаза и поднял указательный палец вверх – типа, молчи!

– Вечер добрый, друг мой! – сказал мягко Алексей Давыдович в трубку. – Как вы? Как ваша супруга? Да? Вот как! Ну что, планы наши не изменились?

Сергей слепым движением повернул ключ и вдруг улыбнулся. Впервые за много-много лет он почувствовал себя хорошо, просто потому, что кто-то не испугался, не прогнулся, а наоборот, нагнул его и держит в страхе. Это было ново, оттого и восхитительно. Сергей отлично знал, что чувство это долго не продержится. Поэтому решил насладиться им досыта, пока мог.

КОГДА-ТО ДАВНО

Дядь Юрка мало что помнил из своей прошлой жизни. Может, потому что хорошего было мало, а плохое вспоминать не хотелось. А может, потому что бескрайнее море, которое каждый день было дядь Юрке по колено, не оставляло никаких воспоминаний. Но один день он запомнил. Так чётко и пугающе ясно, что никакие «чекушки» и «полкило» не спасали, когда наваливалась тоска.

Это был чёрный день. Светило яркое весеннее солнце. Деревья уже перешёптывались за окном, обещая фрукты к сроку. В открытые настежь окна и двери влетал и вылетал ветерок. В квартире Вовки, в гостиной, был накрыт длинный стол, который на самом деле был не один. Три стола, обеденный, кухонный и ещё один, который притащил, отдуваясь, дядь Юрка со своей кухни, стояли торец к торцу в гостиной и в коридоре. Накрыто было щедро: куриная лапша, рыбные котлеты, водка и компот. Во главе стола, там, где обычно сидел Вовкин папа, сидела Вовкина мама. И была она похожа на гипсовую статую в чёрном платке. Очень красивую статую.

Дядь Юрка, который в этот день умылся, побрился, расчесался, а потом влез в самостоятельно поглаженный костюм, который годами висел в шкафу, смотрел на Вовкину маму и всё никак не мог понять – а как же так? как же так, Алевтина?

Перед ним стояла полная рюмка водки. Он посмотрел на неё, как на верную подругу, откашлялся и встал.

– Я сказать хочу. Тебе, Алевтина, сказать хочу.

Алевтина перевела на него невидящий взгляд.

– Ты, Алевтина, должна понять одно – нет твоей вины в этом. Сердце – это такой орган, понимаешь, ему и не прикажешь, его и не починишь. Ты, Алевтина, посмотри на меня.

Дядь Юрка опустил голову, и сразу стало ясно: стыдно ему за себя, по-настоящему стыдно. И не по пьяни говорит человек, а от чистого сердца.

– Ты знаешь меня, ну, какой я… А вот сердце, сука, работает. А почему? Да кто ж знает-то? – дядь Юрка мотнул головой в небо. – Только Он и знает всё. Значит, так тому и быть, Алевтина. Мы здесь остались. Нам ещё, наверное, что-то отмерено. Сын у тебя. Квартира. Работа есть. Что делать, Алевтина? – дядь Юрка смог сдержать первый натиск слёз. – Я твоего мужа уважал.

Со вторым натиском он не справился, поэтому махом опрокинул в себя водку и сел, и спрятал лицо в ладони.

Алевтина совсем не слышала, что сказал дядь Юрка.

За её спиной стояла Настя. В свои шестнадцать лет она была просто и без затей красива. Юность, свежесть и яркий румянец – всё это было улыбкой весны, за которой, если присмотреться, можно было угадать зрелость, твёрдо обещавшую быть не менее прекрасной.

– Тётя Аля, я второе уже принесу? – тихо спросила Настя.

– Там посуда… – встрепенулась Алевтина и хотела подняться.

Настя удержала её, обеими руками сжала плечи, потом ещё раз – словно пытаясь собрать воедино, укрепить то, что осталось от Вовкиной мамы.

– Мы уже разобрались. Сидите-сидите! Вам здесь надо побыть.

Настя собрала грязную посуду со стола и понесла её на кухню, где Мишка мыл посуду. Выглядел он смешно и глупо. Он навертел вокруг тонкой талии яркий цветастый передник. Мощные для подростка руки были в пене, но работали ловко и быстро.

– Этот твой там речь толкнул. Его прошибло, Миш, – негромко сказала Настя, поставив стопку грязной посуды у раковины.

– Ты бы пошла – бутылку от него подальше переставила, – так же негромко ответил Мишка.

– Да все же не переставишь, Миш!

Вовка стоял у открытого окна и курил, зажав в кулаке сигарету.

Алевтина вошла так тихо, что Вовка не услышал и не успел выбросить сигарету в окно. Алевтина прижалась к Вовкиному боку, и он, неловко развернувшись, обнял её за плечо одной рукой и беспомощно посмотрел на Настю. Она сразу поняла – подошла и, незаметным движением забрав у него сигарету, бросила её в окно.