Елизавета Скалецкая - Мы исчерпали лимит наших желаний. Беги или ты обречён

– Чувствуешь? Ты чувствуешь страх? Но это ничто по сравнению с тем, что чувствовал Макс. А ты знаешь, что он чувствовал?! Он чувствовал это…

Илья повернул горлышко острым осколком, воткнул в левую ключицу и невыносимо больно, противно провёл кровавую линию, кровавый след от осколка.

Я зажмурила глаза и стала кричать, кричать так, что людям показалось бы, что меня режут, хотя оно так и есть! Как до тошноты не приятно и больно, когда кожа разрезается вместе с сосудами, когда ты слышишь крик своих нервных клеток, когда в рану попадается песок и капли выдохшегося грязного пива. Это было… Я не могу описать эту боль, это можно было понять по крику, такому душераздирающему, тот крик, который разрывает твои связки, ведь они только недавно зажили от прошлого крика, и вот по не воле, мне приходится снова их рвать! Самое не приятное в моей жизни было то, что я случайно порезала палец ножом, но ведь это было случайно, а тут ты знаешь, что с тобой будет, ты напуган этим и вот теперь ты её чувствуешь- эту невыносимую боль!

Я билась ногами, пыталась вывернуться от порезов, но делала для себя только хуже. Вместе с моим криком, безвольно лились слёзы. Я чувствую, что в ямке ключицы скопилась кровь, затем она полилась за спину.

Я не думаю, что Максим чувствовал именно это! Да, он может и знает, и чувствует душевную боль, но ничто не может сравниться с физической!

– А теперь каково тебе, а?! Теперь ты чувствуешь это?! Но это лишь только начало.

Вслед за этими словами Илья вытащил из кармана ветровки скотч и, оторвав кусок, залепил мне рот.

– Далее, он чувствовал бездыханность.

Илья достал с кармана телефон и показал мне таймер.

– Набери по больше воздуха, тварь!

На таймере телефона была засечена одна минута, но Илья зажал мне нос, не дав мне набрать воздух.

* * *

Как вы думаете, каково это, когда у тебя нет доступа к кислороду, когда ты не можешь дышать, тем самым убивая свой организм, но его убивала не я, а тот ублюдок, который перекрывает мне кислород, заклеив рот и зажав нос.

Смотрел в сторону и напевал какие-то слова.

« В лёгких снова дым,

Я не могу вдохнуть воздух,

Но мне плевать,

Я бездыханным останусь

Если так надо, б ездыханным останусь.

Не говори, что я не прав…»

Хоть это было и мерзко, но я не обращала внимания на эти слова. Я сжимала завязанными руками матрас, который теперь был пропитан и моей кровью. Я рыпалась словно рыба на суше, но только эта суша и нужна была мне. Я пыталась вырваться, но этот монстр сжимал мои волосы, да так, что я не могла просто пошевелить головой.

Прозвенел сигнал. Илья убрал руку, но мои ноздри не могли взять воздух, поэтому этот монстр отклеил с моего рта скотч с диким рывком. Я стала глотать воздух, наполняя им лёгкие до конца, но им же и задыхалась, я чувствую повышенное давление в моём организме. Моя голова дико пульсировала, и жутко знобило. В моих глазах стало темнеть, но Илья стал бить меня по щекам, приводя в чувства.

– Эй не отключайся, мы ещё не закончили.

Илья поднимает меня за порванную кофту и тащит к дыре в стене, которая по всей видимости предназначена для окна. Я была не в силах даже перелетать ногами, поэтому Илья усадил меня у стены и куда-то отошёл, но я не видела куда именно. Я ценила эти минуты покоя, как будто они были последними. Илья подошёл ко мне с чем-то в руке, я лишь смогла разглядеть, что это была бутылка. Он присел на корточки и вылил содержимое бутылки мне в лицо. В нос врезался запах водки, и спиртосодержащая жидкость стала попадать в рану. Я начала выть и дергать левым плечом в надежде, что дикая боль пропадёт, а я уже оживилась этим обливом, но глаза начало щипать.

– Больно, да? Ему тоже было больно.

– Отпусти меня. Ты думаешь я буду молчать? Я всё расскажу! Всем!

– Заткнись! А ты думаешь, что я боюсь, что ты кому-то расскажешь? Да у меня будет такое алиби, что тебя просто признают сумасшедшей.

Илья схватил меня за кофту, которая за малый промежуток времени стала на половину окровавленной, и перевязал руки наперёд.

– И третье… – этот подонок наклонил меня к окну, где не было перегородки, а лишь стенки с двух сторон.– Он чувствовал, что падает в пропасть.

Илья толкнул меня…

В душе как будто всё оборвалось, сработал вестибулярный аппарат, и я закричала, но почувствовала боль в руке, будто бы её резко и больно дёрнули. Я не хотела открывать глаза, но почувствовав, что я свисаю над землёй. Открыла их и испугалась такой высоты.

Я до сих пор была на шестом этаже, но свисаю с окна, мою руку держит Илья, а я стараюсь не смотреть вниз.

– Каково это?! Когда ты осознаёшь, что вот-вот будешь падать в бездну?! Каково чувствовать себя беспомощной?!

Илья поставил горизонтально какую-то трубу между двумя перекладинами окна и подтянул меня, чтобы я взялась за неё.

– Я отсчитываю минуту.

Илья включил таймер на телефоне, а я свисала, всё тяжелее и тяжелее держась за трубу. Мне было больно держаться левой рукой из-за раны на ключице. У меня чуть кружилась голова, я чувствовала, как давление снова поднимается, но я не отпускала руки, хоть кричала и выла от усталости. Приходилось постоянно переставлять руки, так как ладони потели. И тут в голову прилетели мысли, что мне лучше упасть и умереть, чем дальше испытывать душевную боль Максима на физическом уровне. Но минута на таймере прошла, и Илья стал поднимать меня.

Когда я была уже на этаже, то в глаза врезался скрежет. Я начала плакать, за все эти дни я слишком много плакала и выла, чуть ли не крича.

– Хватит ныть!

Крикнул мне Илья, сжимая мою кофту. Он толкнул меня на матрас и привязал мои руки к кольцу, торчащему из стены.

– Я сейчас приду.

Когда Шувалов ушёл, я попыталась развязать верёвку, но он слишком туго её завязал. И мне осталось лишь ждать, что же будет тогда, когда он придёт? Что он придумает на этот раз? Чем и как будет меня мучить? Снова станет кромсать? Снова скинет меня, но теперь с крыши? Снова перекроет мне воздух? Или же придумает что-то новенькое?

Пока он где-то шлялся, моя рана всё больше и больше начала болеть, ещё чуть-чуть и она станет гноиться. Я не смотрела на неё, так как думала, что увижу там пожирающих мою плоть личинок.

Где-то двадцать минут я сидела в тишине, смотря в одну точку, по-немногу сходя с ума. Казалось, что Илья стоит за стеной и ждёт, пока я пошевелюсь, чтобы убить. Эти минуты длились вечно. Из-за заплаканных глаз веки тяжелели. Очень сильно клонило в сон. И я уснула.

* * *

Просыпаюсь от дикой боли в ране, словно какие-то жуки кусали порез. Я завыла и открыла глаза. Почувствовала, что моя ключица была влажная, но не от крови, а от бледно-кровавой пены, покрывающей её. Илья сидел предо мной, возле него на матрасе лежали фармацевтические аппараты: вата, перекись, скрюченная игла с пинцетом в футляре. Шувалов был в резиновых перчатках и, вдоволь намочив перекисью вату, начал прислонять её к моей ране, которая немного раскрылась. Неприятная боль от щипания перекиси была оглушительной, по плечу и груди начала скатываться жидкость, которая оставляла за собой пенистый след.