Игорь Голубятников - По банановым республикам без охраны

Дорога, как и на любом горном серпантине, то нависает над очередным обрывом, то жмется к очередной скале и тогда кажется, что наш автобус не сможет вписаться в очередной поворот, и мы сейчас полетим вместе с ним и со всем нашим скарбом в очередные палеозойские тартарары!

Однако, шофер автобуса, пожилой усатый дядька в распахнутой на волосатой груди рубахе, выглядит абсолютно спокойным и уверенным в себе и в надежности ведомого им «Форда» – гордости американского автопрома. Эту непоколебимую его уверенность не может потревожить ничто и никто, даже редкие лихачи, обгоняющие нас на коротких прямых участках дороги, а уж тем более какие-то изгибы Центральноамериканских гор.

Начинаем постепенно спускаться по серпантину, и тут я замечаю, что нам уже почти полчаса как не попадаются встречные машины. То есть, вообще никакого транспорта на левой стороне. Съезжаем в долину. До города, похоже, отсюда уже недалече потому, как отдельные домишки по обочинам начинают помаленьку формироваться в непрерывный уличный строй. А чуть попозже показывается и второй от дороги уровень застройки.

Меж тем, шофер начинает сбавлять скорость, испускает какое-то длинное замысловатое ругательство, притормаживает, а потом и вовсе выключает мотор, чуть не уткнувшись бампером в кузов стоящему впереди грузовику с крупным рогатым скотом. Одна из буренок, просунув любопытную морду за доски ограждения над бортом, даже пытается облизать его волосатую грудь через лобовое стекло. А, может, и пощипать ее вместо недосягаемой из грузовика травки… Пассажиры немедленно высовывают головы в окна автобуса и пытаются разглядеть причину неожиданной остановки, попутно глотая поднявшуюся с обочины обильную пыль.

Так и есть. Мы в конце огромной, уходящей за поворот, вновь вынырнувшей за утесом и продолжающейся потом до самого горизонта очереди из разнообразных автомобилей. Шофер наш открывает дверь, берет с панели початую пачку сигарет, выходит из кабины, и, судя по тому, как неторопливо он это делает, я начинаю сильно сомневаться в возможности получить сегодня на ночь свежую постель.

«Estos culeros me tienen chingado hasta la coronilla!» (переводимый, но отнюдь не литературный фольклор), – громко жалуется он группе таких же недовольных задержкой водил, скучковавшихся прямо посередине шоссе. Они одобрительно кивают головами, поддакивают, оживленно жестикулируют, что-то комментируют, и вообще всячески выражают коллеге свои профессиональные симпатии. Шофер закуривает и присоединяется к эмоциональному обсуждению положения дел на дороге, в стране, а заодно и вообще во всем гребаном Центральноамериканском регионе!

Кто-то из наиболее активных (наверняка, член шоферского профсоюза) размашисто идет от закрывшего перспективу поворота в нашу сторону. Не дожидаясь пока он достигнет собравшихся, те кричат ему, мол, что там, за поворотом? Там, за горизонтом?? «Там, там-тарам, там-тарам», – отвечает нараспев опрашиваемый. Но нет, это я пою про себя песенку «Самоцветов» о багульнике на сопках с досады, что не удастся мне, горемычному, отдохнуть по-человечески после целого дня езды в сидячем положении.

Посланец доходит, наконец, до группы, что-то докладывает собранию, размахивая руками и тыкая поверх голов указательным пальцем. Видимо, пытается объяснить остальным размеры постигшего их бедствия.

Потолковав с коллегами еще несколько минут, оценив поступившие разведданные и выпустив произведенный ими пар недовольства, наш шофер возвращается в автобус и сообщает радостную весть, что впереди какие-то «cochinos» (поросята) положили через дорогу баррикаду из старых покрышек и прочего мусора. А для усиления визуального и ароматического эффектов все это дело подожгли. Стало быть, пока не приедет кто-нибудь из правительства и не выслушает требований протестующих, проезда не будет.

Есть, правда, и другой вариант. Это если приедет не правительство, а представляющие его в таковых ситуациях полиция или армия, даст протестующим хороших люлей, вместо удовлетворения выдвигаемых ими притязаний, и очистит проезжую часть от горящего хлама. А, заодно – и от набросавших его.

Народ в автобусе, привыкший к такого рода манифестациям, спокойно поднимается со своих кресел и организованно выходит искать в придорожных кафешках привычные средства борьбы со скукой. Забегаловок вдоль дороги и, правда, хоть пруд пруди. Окна везде распахнуты для лучшего обзора все той же выпечки, орешков, манго и т.д., но есть также и tortilla con frijoles (лепешка с фасолью) и жареные platanos con mantequilla (жареные бананы со сметаной).

Я даже вижу в одном едальном заведении nacatamales – рождественские коврижки из кукурузной массы с кусочками вареного куриного мяса и черносливом внутри. И все, абсолютно все эти запыленные общепитовские учреждения увенчаны, как короной, рекламой вездесущей и всепроникающей «Кока-Колы». Глобализация!

Выйдя со всеми остальными, кроме индейской пары, пассажирами из автобуса, я направляюсь вдоль дороги, пытаясь найти более-менее чистую лавчонку. Наивняк! Чистые в них только зубы хозяек, широко показываемые в дефиле заманивающих улыбок долгожданным покупателям.

«Так вот оно в чем дело!», – вдруг осеняет меня уже вторая за день гениальная догадка: – «Вот они-то, хозяева кормежек, и есть главные интересанты закладываемых поперек шоссе баррикад!». Ладно, ничего личного, улыбаюсь я в ответ и покупаю еще одну алюминиевую банку с жидкостью. На сей раз это пиво.

К концу дня в горах свежеет. На этой высоте температура может ночью опускаться до восьми, а то и пяти градусов по Цельсию, резко контрастируя с климатом лежащих в каких-нибудь ста километрах отсюда долин. Долины эти дивные, некогда сплошь покрытые непроходимой сельвой, простираются от центрального altiplano (плоскогорья) через весь Юкатан на север вплоть до мексиканского Канкуна , и на восток до побережья Белиза и Гондурасского залива.

Натянув на себя свитер, я не спеша потягиваю пивко, грызу любимые мной орешки мараньона (которые в России зовут кешью), а темнота тем временем уже выползает из ущелий.

В горах смена дня и ночи происходит быстро, я бы даже сказал – стремительно. И далеко не во всех деревнях есть свет. Солнце резво выныривает из-за вершины утром, побуждая обитателей земных к исполнению дел насущных, и так же резво ныряет за какую-нибудь горную сьерру на закате, оставляя бедолаг на вынужденное бдение при свечах.

Неожиданно по встречной полосе с заунывным воем пролетает полицейская машина, по пятам за ней мчится скорая помощь, по-местному – ambulancia, и народ, повинуясь выработанному годами рефлексу, начинает резво подтягиваться к автобусу, дожевывая на ходу.