Сергей Куприянов - Небоевые потери

– Нэ твое, падла, свыняче дило! Пишов!

Его схватили за шиворот и вытолкали из сарая. Боброва вытащили следом. Возле сарая стоял Ахмет с несколькими боевиками.

– Ахмет, тут москалю погано, можэ швыдку выклыкать?

Боевики захохотали.

– Сейчас лечить будем, раздевайся!

Бобров опасливо посмотрел на Ахмета. Принесли два ведра воды.

– Давай, давай, москаль! – подгонял один из украинцев.

Бобров разделся, его окатили из ведер ледяной водой. Он весь сжался, простонал.

– А теперь, беги! – Ахмет перезарядил автомат, – Вперёд! По кругу!

Бобров неспеша побрёл, испуганно озираясь.

– Быстрее! – Ахмет выстрелил в воздух.

Бобров пригнулся, упал на колени, боевики громко захохотали. Тот поднялся и побежал дальше по кругу. Во дворе на том же месте, где и вчера, появился пожилой мужчина с седой бородой. Из двери дома выглянула девочка лет четырнадцати. Ахмет заметил её, громко крикнул по-чеченски и махнул рукой. Она скрылась. Голый Бобров сделал несколько кругов вокруг боевиков и остановился, тяжело дыша.

После «лечения» их опять привели к той же яме. Там уже работали вчерашние пленники. Вовка поздоровался с ними, спрыгнул в яму. Он узнал, что держат их в подвале в другом дворе. Двое пытались бежать, но из деревни есть только один выход и там, у боевиков, пост. Поймали, сильно били. В горы идти – верная смерть. Новость мгновенно разрушила Вовкины мысли о побеге. Ворочая камни, он думал о тех парнях из Украины. Как они тут оказались и почему воюют на стороне чеченцев? Он никогда не был на Украине, но всё, что знал о ней, почему—то связывалось с теплом, щедростью и гостеприимством. И поэтому их появление никак не умещалось в Вовкиной голове, не сочеталось с устоявшимся представлением.

Обедали кукурузной кашей. Жадно черпая руками из ведра, пленники опасались, что это будет их последняя пища на сегодня и старались наесться досыта. Боброву стало немного легче, но ел он вяло и понемногу.

Вечером их опять заперли в сарае. Так прошло около недели. Днём солнце пригревало и когда работали, становилось жарко. Ночью – тряслись от холода, меняясь друг с другом бушлатом. Каждый вечер, примерно в одно и то же время, к двери сарая кто—то подкрадывался и просовывал под дверь или кусок лепёшки или, застывшую словно подошва—«манка», кусок круто сваренной кукурузной каши, а так же пару раз бутылку козьего молока. Через какое—то время Вовка, сам того не желая, будто дрессированный пёс занимал позицию у двери и ждал, когда под дверь просунут их «ужин». Однажды он даже попытался заговорить, с тем, кто был снаружи, но никто так ничего и не ответил. Было ли это чьё—то великодушие и жалость к их положению или это была воля Ахмета, кому—то поручившему кормить пленников, Тонков не знал, хотя и не верил в благородство их тюремщика. Бобров этими рассуждениями пренебрегал, принимал, как должное и считал, что для двоих пайка слишком мала.

Как—то утром Вовка заметил во дворе пожилую женщину, хлопотавшую по хозяйству и что-то назидательно говорившую девочке. Когда Вовка задержал на них взгляд, женщина заметила это, что—то сказала ей и девочка быстро скрылись в доме.

Бобров оказался прав. Пропажу двух бойцов списали, как дезертирство – небоевые потери. Дела передали в военную прокуратуру. Никто из «отмечавших» не признался, как было дело. Ерохин вскоре демобилизовался и уехал на родину.

Вскоре Вовку и Боброва заставили написать письма домой с просьбой выкупить их. Вовка писал, вспоминая мать, понимая, какую боль оно ей причинит. Он знал, что денег она не найдет, а будет страдать от безысходности и бессилия чем—то помочь. Вечером, сидя в сарае Вовка спросил:

– Сань! Ты думаешь, дойдут письма? Хотя, что толку. По мне, лучше б не дошли.

– Чего? Дойдут. Да, ладно, деньги не малые, десять штук… папаня должен найти. Поскорей бы, – Бобров мечтательно задумался.

Вовка взглянул на него и угрюмо отвернулся.

– А моя, нет… и продать нечего и занять негде.

– Бати нет?

– Не—а, – Вовка опустил голову.

И в этой скорбной позе было столько отчаяния, что Боброву стало неловко за, вроде бы, свое лучшее будущее.

– Да ладно ты, брось. Дай только выбраться отсюда, я весь Нижний на уши поставлю. У меня пацаны есть, деловые, помогут, не дрефь, – он слегка ударил в плечо Вовку.

***

Лето в горы шло не торопясь, медленно поднималось, останавливаясь, чтобы отдышаться. Так же медленно тянулись дни. Если вначале было чувство случайного недоразумения, что скоро их освободят или отпустят, то потом появилось тупое безразличие. Без всяких шансов на надежду. Одним утром похоронили Вовкиного тезку. Он повесился. Видимо понял, что, как работник интереса для боевиков не представлял, а выкупать его было некому.

Через некоторое время из пленников осталось трое. Олег из Челябинска, который был вместе с ними, сказал, что куда—то увезли. Выкупили? Перепродали? Вовка не знал.

Ахмет почти не появлялся. Однажды за Вовкой с Бобровым никто не пришел. Слышали далекую стрельбу. Внутри появилась какая—то радость: «Вдруг! Наши!». Но потом всё стихло. При каждом незначительном шуме звуки казались похожими то на русскую речь, то на звук двигателя какой—нибудь бронетехники, то на команды какого—то командира. Но они были только в воображении.

Рано утром дверь сарая отворилась, на пороге появился тот седобородый мужик. Вовка переглянулся с Бобровым. Зачем—то поздоровался, машинально и глупо. Тот ничего не ответил, только показал рукой, чтобы шли за ним. Он привел их к яме, которую они рыли. Она была уже перекрыта бревнами.

– Засыпайте сверху, – распорядился он, – сначала глиной, потом камнями.

Мужчина повернулся к ним спиной. Бобров бегло взглянул на Вовку, присел и взял камень. Хотел ли он ударить мужика, Тонков не знал, только толкнул Боброва. Тот свалился на руку, выругался. Седобородый резко оглянулся. Буквально врезался глазами в Боброва.

– Осторожно! – Тонков протянул Боброву руку.

– Да пошел ты! – прошипел Бобров. Встал, отряхнулся.

Мужик недоверчиво посмотрел на Вовку и пошел прочь. Они остались одни. Долго стояли, не понимая, что дальше делать, работать, бежать? Оцепенение, как если бы после громкого продолжительного шума резко воцарилась полная тишина. Сознание ещё не понимало, что их никто не держит.

– Какого ты меня толкнул? – возмутился Бобров.

– Зачем тебе этот грех брать на душу. Вон, никого нет, беги куда хочешь.

– Тоже мне, святоша, блин…

Они постояли еще некоторое время, смотрели во все стороны, опасаясь, что за ними наблюдают и специально проверяют, убегут или нет. Вовка повертел головой и сел, где стоял, на камни, обессилив от постоянной тревоги и страха.

– Ты чо сел?! Давай, вставай, рвем отсюда, Тонкий!