Сергей Куприянов - Небоевые потери

Ближе к июлю, Вовка возился во дворе, укладывая дрова под навес, когда услышал звук приближающейся машины. Остановился, посмотрел на Исмаила. Тот привстал со своего излюбленного места. Когда услышал чеченскую речь, успокоился и сел на место. Машина остановилась напротив. Из кузова выскочили несколько человек и стали что—то стаскивать. К Исмаилу подошёл один из «чехов», которого Тонков видел раньше. Он всегда появлялся вместе с Ахметом, словно его тень. Звали его Иса. Наклонившись и коснувшись рукой плеча Исмаила, с почтением и трагическим видом что—то ему говорил. Исмаил встал, выпрямился и, торжественно посмотрел на машину. Из кузова вытащили тело Ахмета. Вовка сразу его узнал по необычным камуфляжным штанам каких—то иностранных войск. Тело положили на скамейку. Из дома выскочила женщина и начала в голос рыдать и причитать. Вместе с ней вышла и Айна. Закрывши руками лицо, она вздрагивала всем телом, но голоса её было не слышно. Боевики стояли, понуро опустив головы.

Исмаил посмотрел на Вовку и махнул рукой, что бы тот скрылся. Тонков побрел в свой сарай. Тело Ахмета унесли в дом. Через какое—то время к дому стали подходить односельчане. От непрерывного воя и плача, как женщин, так и мужчин, у Вовки переворачивалось всё внутри. Он не понимал, как суровые на вид мужчины рыдали, как дети – безутешно, навзрыд, не пряча и не стесняясь своих слёз. Он закрывал уши ладонями, но было тщетно. Звук немного заглушался, но особенно высокий тон голоса одной из женщин, будто крючком цеплял за кишки и пытался вывернуть их наизнанку.

Через какое—то время плач усилился. Вовка выглянул в окошко и увидел, что из дома люди вышли на улицу и вынесли на носилках, устланные ковром, тело Ахмета и накрытое чёрной буркой. Тело пронесли в центр двора и положили на землю. Его обступили вокруг плотной толпой. Затем, один за другим начали произносить речи. О чём они говорили, Вовка мог только догадываться. Вероятно, говорили о том, каким Ахмет был замечательным человеком, любящим сыном и храбрым воином и защитником. А Вовка злорадствовал. Смеялся и ликовал в душе, и жалел, что Саня Бобров так и не дождался этого момента. Когда все речи были сказаны, тело подняли и понесли со двора. Похоронная процессия состояла из одних мужчин. Женщины, дойдя до ворот, остановились и продолжали сопровождать тело только своим плачем.

Когда Вовка заметил Айну, ликование постепенно утихло. Он с жадностью всматривался в её красивое и скорбное лицо и сам того не желая, ему почему—то стало жалко её. Не Ахмета – её. Он даже смог себя убедить, что её скорбь вовсе не связана с Ахметом, а возникла сама по себе. Вовка так пристально смотрел на неё, что каким—то чудесным образом это почувствовала и Айна. Она обернулась и посмотрела на окно сарая, а Вовка, с перепугу быть обнаруженным, шарахнулся в сторону.

К вечеру двор наполнился людьми, запахами костра и пищи, вызывающие у него голодные спазмы. Вдруг, дверь сарая тихонько скрипнула и в неё просунулась тоненькая ручка. Она поставила миску и исчезла. Вовка открыл дверь и увидел Айну.

– Айна! Спасибо! – чуть слышно крикнул Вовка, но девушка не обернулась, – Айна! – крикнул он сильнее, но она опять не отреагировала. Он посмотрел под ноги. В миске дымился огромный кусок мяса, наполовину покрытый бульоном. Он с жадностью накинулся на этот неожиданный ужин, обжигаясь, отрывая куски и почти не жуя, проглатывал их целиком. Вдруг откуда—то в голову прилетела неожиданная и страшная мысль: «А что если это мясо самого Ахмета?» Кусок застрял в горле и в следующую секунду Вовку вырвало. Он кинул миску на землю и с ужасом вглядывался в её содержимое. Из памяти вылезли детские дворовые рассказы о сладкой человечине и он наяву почувствовал сладковатый привкус. Его передёрнуло и бросило в пот, сопровождая рвотными позывами. Но голод вскоре поборол страх. Он долго смотрел на мясо, отгоняя глупые домыслы, что это может быть Ахмет, а потом и вовсе вспомнил о племенах каннибалов, которые с большим аппетитом ели своих врагов, забирая их силу, храбрость и те качества, которых им недоставало. Вовка, в конце концов, доел мясо, убеждая себя, что от этого он станет сильным и храбрым, как Ахмет.

Ахмета поминали три дня и три дня Айна приносила еду. Он снова попытался с ней заговорить, но она не реагировала, словно ничего не слышала. Вовка решил, что она, во—первых ничего не понимает по—русски, а во—вторых, его статус не предполагает общение с хозяйской дочкой. О тамошних нравах он был наслышан. Спасибо и за то, что приносит еду.

После смерти Ахмета чувствовалось, что присутствие «пленника» как—то тяготит Исмаила. Не было такой работы, которую было бы невозможно выполнить без него. Но и отпускать, вроде как, было нельзя. Вовка чувствовал это, но сам инициативы не проявлял. Не потому что привык, а держало что—то, надежда какая—то, призрачная и глупая, что возможно подружится с Айной. Красивая она была. Вовка таких в Липовцах и не видел никогда. Да и страшновато было самому. Не хотелось попасть ни к своим, ни тем более к друзьям Ахмета. Тут хоть какая защита.

Однажды к Исмаилу пришёл Иса, притащил что—то из провизии, в знак уважения и в память об Ахмете. Говорили о Вовке. Он понял, что о нём говорят. Иса всё в его сторону поглядывал. Разговор был, видно, для Исмаила неприятным. Говорил резко, нервно. А когда Иса уходил, провёл большим пальцем по горлу, мол, зарезал бы, если бы не Исмаил. Вот и иди куда после этого.

Через неделю после похорон, Вовка почувствовал некоторое облегчение. Тревога от висящей над ним неизвестности постепенно уступила место простым будням. Его не запирали, да и быт стал не таким скотским, каким был раньше. У него появился топчан с матрацем и одеялом. Работу искал сам, не отлёживался. А когда узнал, что в одном сарае стоит «Москвич», глаза загорелись. Исмаил не возражал.

Это стало новой страницей его пленной жизни. Хоть инструмента и не хватало, да и тот дышал на ладан, Вовка находился, словно в наркотическом угаре. Каждая сбитая ссадина придавала ещё большее вдохновение. Он перебрал до болтика двигатель, коробку, настроил карбюратор. А когда выкатил засиженный курами «Москвич» на улицу и помыл его, радости не было предела. Айна, следившая за всем превращением груды хлама в автомобиль, кода Вовка наводил последний марафет, подошла и протянула кружку с молоком.

– Спасибо, – улыбнулся Вовка. Айна кивнула и улыбнулась в ответ. Она слегка опустила голову, а глазами продолжала с любопытством смотреть на него. Впервые он видел её так близко, сред бела дня, лицом к лицу. Огромные карие глаза на белоснежном лице смотрели с какой—то лаской и нежностью. Грудь наполнилась тревогой и он почувствовал себя неловко. Что если он выглядит сейчас, как чучело? Он и раньше чувствовал, что волосы можно было заплетать в небольшие косички, а рыжая борода была уже такой, за которую можно было крепко и надёжно схватить. Но уже несколько месяцев толком не видел своего отражения. Да и рожа, скорее всего, вся перепачканная мазутом тоже, наверное, выглядела не ахти. Он смутился, – можно было бы попробовать завести, – произнёс он, – да бензина нет.