Глеб Нагорный - Длинные ноги Кафки. Сборник произведений

– «Аллопат-гомеопат Эвтаназ Единственный», – подумав, возвестил он.

– Почему «Единственный»? – поразился Флёр.

– А окромя меня нормальных врачей в Здании больше нет, – скромно сообщил Эвтаназ. – Или вы этого не знали?

– А предыдущая табличка, надо думать, «психолог-травматолог-дерматолог»? – догадался командируемый.

– Не знаю, наверное, – пожал плечами Эвтаназ, – только не психолог, думаю, – психиатр.

– Так ведь не звучит, – заметил Флёр. – Как это: психиатр-травматолог-дерматолог?

– А я писал? – искренне удивился Эвтаназ. – И что, по-вашему, первая лейбла, так сказать, звучит, что ли?

– Я не в том плане…

– Ах, я ж совсем запамятовал, – опомнился магистр, хлопнув себя по лбу, – вы же у нас из отдела лингвистики. А это почти что диагноз…

– Простите, что надоедаю, но вы на чем все-таки специализируетесь? – Командируемый пропустил мимо укол Эвтаназа, показав на унылый хирургический стол и стоящую около него сияющую бормашину, которая, казалось, улыбалась.

– А на всём, – махнул рукой Эвтаназ, лихо перекидывая фонендоскоп через плечо. – Я все-таки магистр. Навроде Стеклографа, ластиком рока стертого… – Ну, идемте, идемте. Мне еще зубы сегодня вырывать. Чтоб я помнил, как это делается, – проронил он, пропуская Флёра вперед.

– Мы в архив идем, да? – замешкался командируемый. – А я не буду там посторонним?

– Не, не будете, – смерив его оценивающим взглядом, отозвался магистр. – Вы там свой.

– А что с прививками? После архива?

– Зря сыворотку переводить? – опешил Эвтаназ и вдруг случайно запутался в шнуре фонендоскопа. – Да помогите же! – Флёр ухватился за шнур. – Не в ту сторону!.. Кх-кх… А-а!!! Угомонитесь же, наконец! Не в ту сторону, говорю, крутите! Дайте я сам… А то от вас пользы, как от клизмы во время диареи… Да отпустите шнур, наконец, малахольный!.. Кто ж в сторону закрутки дергает? Идиотина! И не трогайте больше. Палач!

– Извините. Только, по-моему, вы сами не в ту сторону крутились… Так почему, вы сказали, зря сыворотку переводить? – переспросил командируемый, отпустив шнур.

– А потому, что призрак, тем более – лингвистический, уже, как я говорил, само по себе – диагноз… А от этого прививок не бывает, – назидательным тоном объявил магистр, замедлил шаг, окончательно распутался, потер баклажанно-фиолетовую борозду, проступившую на шее, поправил фонендоскоп и как-то странно взглянул на ассистентку, задумчиво и безысходно взиравшую на колбу: – А с другой стороны, смотря что считать самоликвидацией… – Правда, Цир-р-розия? – Сказав это, Эвтаназ бросил тревожно-тяжелый взгляд на мензурки с колбой и вышел. Флёр устремился следом.

Циррозия посмотрела на баночки с лекарствами, стоящие на столе магистра, лениво развернула одну из бумажек, лежащую рядом с какими-то пилюлями, и прочла:

«Инструкция по применению препарата «Дифлюкан» (информация для потребителей).

…не принимайте Дифлюкан, в случае если у Вас в прошлом были аллергические реакции на Дифлюкан…

…если Вы сомневаетесь или Вам непонятно, почему Вам назначен Дифлюкан, обратитесь к врачу…

…противопоказания неизвестны…»

Далее ее беспомощный взгляд зацепился за одну из баночек – со странной, с каким-то двойным смыслом, этикеткой « Отпуск только по рецепту врача». Ассистентка магистра ошеломленно дернула огнистыми бровями, затравленно шепотнула: «Напишут, а нам гадай, что они, фата-морганы, имели в виду», – взмахнув рыжестью рес-ниц, боязливо взглянула на дверь, втихаря налила спирта, выдохнула, хлопнула…

…И содрогнулась.

В подвале архива было темно, сыро и неуютно. Пахло мышами, тревогой и безнадежностью. Камеры до предела были набиты «душеотказниками». Из-за дверей доносились истерические повизгивания, безумный хохот, бормотанья и надрывный кашель.

По освещенному тусклыми лампочками коридору подвала бродили медбратья и санитары-опекуны с волосатыми мощными запястьями, испитыми лицами с рыжиной на подбородках и «серебряными» нитями в виде катетеров. Характерный запойный загар, которого не добиться ни в одном солярии, покрывал носы и щеки. Никаких бахил и марлевых повязок, но много спирта для дезинфекции, – перегарная вонь била кулаком в лицо настолько мощно, что, казалось, могла своротить скулу. По тому, как некоторые из них беспрестанно потирали суставы и морщились от резких болей, можно было заключить, что физическое перенапряжение и частые алкогольные интоксикации как причины породили закономерное следствие – доброкачественный, «профессиональный» полиартрит, победивший все циркониевые браслеты вместе взятые. От собственного бессилья перед недугом опекуны пинали ногами лишившихся душевного покоя и сквернословили. Не снабженные щедрой судьбой мятыми простынями, бассоном 37 37 Здесь – больничное судно. и перекошенной капельницей, несчастные больные лежали прямо на ледяном полу кишкообразного, темного, провонявшего аммиаком нехлорированного коридора. Некоторые сидели на цепи, заливались нестройным лаем и брызгали шампунем слюней. На шеях, руках и ногах болтались стальные обручи, крепящиеся к выгнутым скобам, которые торчали из вымазанных масляной краской, цвета плесени и гнилых грибов, стен. С облупленного потолка хламидно свисала паутина, серые клоки свалявшейся пыли негреющим ковром покрывали пол. Тонкие щиколотки, запястья и хрупкие позвонки то и дело напрягались, когда их обладателям виделись сцены из Потусторонней жизни и слышались не присущие Зданию звуки и голоса. Но отпускало…

И тогда они в беспамятстве замирали на полу – до следующего хаоса в сознании. Пока сонные – уставшие от перегонки гемоглобина – артерии не вздрогнут, душевные тройники 38 38 Имеются в виду субличности сумасшедших. не проснутся, а глаза не упрутся в жуткую, написанную готическим шрифтом фразу на плакате, прикрепленном с внутренней стороны архива:

ВОССТАВШИЙ ПРОТИВ ЗДАНИЯ

ПОТЕРЯЛ ЭТАЖИ В СЕБЕ

– Архитипов в Здании существует немного, – встав на благодатную почву диагностики, говорил Эвтаназ Флёру, когда они пробирались сквозь лежащие на полу, прикованные к стенам беспомощные тела.

– «Ар хе -» или «ар хи -»? – уточнил командируемый, пристально всматриваясь в лицо магистра. Казалось, вначале плывут сиреневые тучки под глазами, а уже за ними семенит их обладатель.

– «Хи», «хи»… Никакой ошибки тут нет, – ответствовал Эвтаназ. – Так мне продолжать? Или вы меня снова душить будете?

– Продолжайте, пожалуйста.

– Премного благодарен… – сверкнул капиллярами глаз магистр и, словно гончая, без передышки, понесся по заросшим бурьяном полям психоанализа и психиатрии. – Наиболее ярким в плане ссоры с самим собой является тип так называемого Творителя, или Эпитафия. От других архитипов его отличает главным образом то, что он противопоставляет себя Контингенту. Под Контингентом здесь следует понимать всех без исключения служащих Здания, в том числе и подобных ему Творителей.