Владимир Никулин - Всё возвращается

– Мы с вами будущие специалисты и должны понимать, какое у неё сейчас состояние! Давайте не будем усугублять его, а перейдём к следующей процедуре.

– Хорошо, – поднимаясь, сказал Крюков. – Тогда слушайте. Мы на бюро предварительно рассмотрели этот инцидент, обсудили. Теперь послушайте, какие решения я предлагаю. Руководителю делегации за провал воспитательной работы, за развал дисциплины, повлекший к нежелательным результатам, объявить выговор. Комсомолке Прохоровой Антонине Геннадьевне за порочащие высокое звание комсомольца действия объявить строгий выговор с занесением в личное дело. Секретарю факультета за слабую работу по воспитанию членов ВЛКСМ, а также за неправильный и неумелый подбор кандидатов в группу для работы на фестивале объявить выговор. – Закончив, он сел. В аудитории воцарилась тишина. Все замерли, будто внезапно онемели. Набитая битком аудитория, мерно дышала, скрипели местами сиденья, но голосов не было. Поднялся Петрухин. Голова его была опущена, руки висели, как занавески на окне.

– Ну, вот товарищи, все слышали, какие санкции наложены на провинившихся, теперь давайте переходить к следующему вопросу нашей повестки.

– Постой, – остановил его заворг, – а голосовать? Ты не нарушай процедуру, регламент и прочие нюансы, а то потом нас всех не погладят по головке.

Тоня, услыхав о принятом решении объявить ей строгий выговор, вздохнула с облегчением. Она боялась, что её могут исключить из института. Выговор впоследствии может быть снят, это она знала. «Как хорошо вон Рая выступила, настоящая подруга. Бескорыстная и преданная». – До Антонины смутно долетали отдельные реплики продолжающегося собрания, а она думала о нём. О Василии. Интересно, у него могут быть ведь тоже неприятности, если вскроется эта история. А если до жены дойдёт, что тогда? Может, напишет потом, что там у него и как обернулось».

– Пошли, – толкнула её в бок Райка. – О чём размечталась? Поди, о нём? А? Угадала? – Она наклонилась, пытаясь заглянуть Тоне в глаза.

Студенты шумно спускались по ступенькам и, проходя мимо стоящей Антонины с подружкой, кто улыбался снисходительно, кто-то ободряюще говорил: «Что такое выговор? Да взять и растереть. Не вешай нос!».

Но выговор действительно был ничто, по сравнению с теми трудностями, которые стали возникать у Тони с каждым днём. На днях её вызвали к декану, и он прямо ей заявил:

– Студентка Прохорова, мы пошли на некоторые снисхождения. Только из-за того, что вы учитесь хорошо и всегда, и во всём были впереди. Но теперь у вас куча хвостов. Вам надо принять решение. Я не давлю на вас, но такая ситуация никуда не годится. Возьмите отпуск, спокойно, без нервов, родите ребёнка, а потом наверстаете всё. Ну, как?

– Да-да. – Тихо сказала она. – Вы правы. Я напишу сейчас заявление.

– Ну, вот и умница. Иди, в деканате напишешь и сдашь, скажешь, что я в курсе.

Придя в общежитие, Тоня легла на свою кровать и задумалась: «Что же теперь делать? Домой поехать? А может, пока в больницу пойти поработать? Точно, завтра схожу. Там меня знают, возьмут». Вернувшаяся с занятий подруга Раиса, скрипнув дверью, разбудила её. Тяжело поднимаясь с кровати, Тоня спросила:

– Как там в институте, всё ещё обсуждают меня?

Рая, чтобы не волновать и без того пережившую на собрании потрясение Тоню ответила:

– Да какой там! – столько задали, голова кругом идёт.

– Знаешь, что я решила, Рая?

– Что? – настороженно спросила та, подходя к Тоне.

– Я завтра пойду устраиваться на работу в больницу санитаркой.

– Вот как? А как же учёба?

– А всё, с учёбой пока придётся повременить.

– Не говори глупости, – обнимая подругу, успокаивая, сказала Раиса. – Сколько сможешь, учись, я помогу.

– Нет, уже всё решено. Я написала заявление.

– Зачем? – удивилась Рая.

– Так надо.

– А, так вот зачем тебя вызывали к декану? Всё понятно! Ладно. Ты только не переживай, тебе сейчас нельзя. Если хочешь, вместе сходим в больницу!

– Зачем? – улыбнулась Тоня.

– Как зачем? Ты как обычно, будешь стоять, будто виноватая, а я быстро им объясню, что к чему! Ну как, вместе или сама справишься?

Тоня нежно поцеловала подругу в щёку и, вздохнув, ответила:

– Какая все ж ты, Раечка, золотая подруга. Будто родная сестра или мать. Всё время заботишься обо мне, защищаешь. Я тебя искренне люблю. Не беспокойся, я сама завтра справлюсь.

– Ладно, – ответила Раиса. – Ты пойдёшь ужинать? Или тебе принести чего?

– Нет, мне не очень хорошо.

– Тогда я тебе принесу сюда, ты никуда не ходи. – И Раиса, погладив подругу по спине, вышла.

На следующий день Тоня, надевая своё старенькое пальтецо, обнаружила, что оно уже не застёгивается на округлившимся животе. «Что же делать? – задумалась она. – На дворе февраль, но мороз и ветер как настоящей зимой». Тогда она, решительно сняв пальто, взяла длинное льняное полотенце и, обмотав его вокруг, зацепила булавкой. – Ну вот, – погладив себя по животу, тихо сказала она. Надев снова пальто, Тоня застегнула его на те пуговицы, что смогла, а посередине оно осталось растопыренным, и из щели выглядывало белое полотно полотенца. – Ну и пусть, – сама с собой разговаривая, сказала она. – Мне можно, беременным скидка полагается, я же не пьяная иду. – И, повязав плотно платок, вышла из комнаты.

В больнице, где она на каникулах в прошлом году успела немного поработать, прежде чем её направили на фестиваль, её узнали. Санитарки окружили её и, удивлённо оглядывая, оживлённо стали расспрашивать. Пожилая тётя Поля, всплеснув руками, сразу воскликнула:

– Вот так да! Никак рожать к нам пожаловала?

– Я, тётя Поля, на работу пришла. – Глядя с надеждой и виновато сказала Антонина.

– Да ты что? Ты серьёзно или шутишь, подруга?

– Да нет, мне работа нужна, – опять с надеждой повторила она. Санитарки удивлённо переглянулись.

– Ну, так это, – сказала одна, Тоня не помнила её имени, – ты сходи вона к главному и с ним погутарь. Чево тут-то толочь воду в ступе? Всё от него зависит, как он постановит, так оно и будит. Иди, милая, сходи к Валерию Марковичу.

Тоня, медленно переставляя ноги, стала подниматься по ступеням. Кабинет главврача находился на втором этаже трёхэтажной дорожной больницы. Подойдя к двери кабинета, она ослабила узел платка и немного сдвинула его со лба. Прядь русых волос выпала и закрыла ей глаза. Она аккуратно заправила её обратно и робко постучалась. Никто ей не ответил. Тогда Тоня потянула за ручку и дверь, скрипнув, легко открылась. За столом сидел главврач и что-то читал, перелистывая страницы и делая пометки на лежащем рядом листке.

– Здравствуйте, – остановилась в нерешительности в дверном проёме девушка. Валерий Маркович поднял голову, внимательно посмотрел через толстые стёкла очков и сказал: