Мария Хайкина - Единожды восстав

…

Примерно в середине января Хорвин получил от Элисы письмо. Она не писала ему прежде, хотя в ее письмах к Ровине Хорвин неизменно находил приписку для себя, Теперь Элиса обращалась к нему лично.

Давно остались в прошлом их непростые отношения. Неразделенная любовь Элисы сменилась сестринской привязанностью, Хорвин отвечал на нее братской заботой. И сейчас элисин горестный призыв о помощи не оставил его равнодушным. Не раздумывая, он выехал в Кардаполь.

Трясясь на жестком сидении почтового экипажа, он вспоминал.

Тихие улочки Хардона. Давние времена. Время детства. Детства Хорвина и Дарти.

Придавленная собака визжала. Бог знает, как давно телега, вернее ее остов, валялась на пустыре, и бродячие собаки привыкли дремать в ее тени. Но на этот раз что-то нарушило шаткое равновесие, старая развалина накренилась, и собачья лапа оказалась зажатой между оглоблей и передней частью телеги. Это была крупная, лохматая псина той неопределенной породы, которая заполняет улицы любого городка. Свалявшаяся шерсть ее когда-то имела желтоватый оттенок, но сейчас выглядела серой, ободранные уши были прижаты, пасть страдальчески сморщена. Она жалобно смотрела на группу мальчишек, столпившихся в отдалении.

Мальчишки бывают жестоки, жалкий вид собаки вызвал у них желание поглумиться, а беспомощное положение делало ее беззащитной перед юными варварами. Два или три камня уже прочертили воздух, один из них угодил собаке в бок и визг ее сменился истошным лаем. Но мальчишек это только раззадорило.

– Подлецы! Негодяи!

Темноволосый мальчишка вклинился между издевателями и их жертвой.

– Напасть на беззащитного! Так поступают только трусы! – гневно кричал он в лицо обидчикам.

Мальчишка был невысок и выглядел младше любого из своих противников, но это, очевидно, его не смущало. Резкие черты лица его, пылающие гневом, смотрелись почти красиво. Стиснутые кулаки показывали, что он готов защищать несчастное животное перед всем светом. Мужество всегда вызывает уважение, и один из его противников ответил почти примирительно:

– А ты что же предлагаешь делать? Приласкать этого уродца?

– Помочь ей освободиться, – твердо ответил защитник собаки.

– Да, как же! Как только подойдешь к ней, она тут же цапнет хорошенько! – вмешался угрюмый мальчишка с рыжими всклокоченными волосами. – Я эту породу знаю.

– Боитесь, – констатировал собачий защитник с презрением. – Боитесь и не умеете. Смотрите! – Он повернулся к собаке.

– Стой! – крикнул один из группы мальчиков. Голос его звучал взволнованно. – Остановись! Это может быть для тебя опасным! Не видишь, как она сердится?!

Но вновь пришедший, казалось, не слышал его. Он подходил к собаке. Та заливалась. Мальчик медленно тянул к ней руку ладонью вверх и что-то тихо говорил. В лае появились жалобные нотки, он сделался тише. Остановившись подле собаки, мальчик осторожно положил руку ей на голову, не переставая говорить, медленно провел ладонью по взлохмаченному загривку. Теперь собака жалобно скулила. Мальчик присел рядом и ловко и аккуратно обнял собаку за шею.

– Пусть кто-нибудь подойдет и подтолкнет телегу, – сказал он, не оборачиваясь.

В мальчишеских рядах произошло движение, но никто не двинулся с места.

– Ну же! Мне одному этого не сделать! – в голосе мальчишки прозвучало властное нетерпение.

От группы отделился один мальчик и пошел вперед. То был высокий тонконогий подросток, широко распахнутые голубые глаза его смотрели с тревогой и каким-то недоумением. Это он выкрикнул предостережение.

Второй мальчик, стараясь держаться подальше от собаки, осторожно приблизился к телеге, ухватил за оглоблю и с усилием потянул. В то же мгновение собачий заступник дернул собаку к себе и высвободил злосчастную лапу. Собачий скулеж сменился повизгиванием. Смотревшие на них мальчишки молчали

Лохматая собака ковыляла за своим заступником, обрывок веревки обвивал ее шею, второй конец был у него в руке. Высокий мальчик шел рядом.

– А как у тебя получилось ее успокоить? – с любопытством спрашивал он. – Тебе что, приходилось иметь дело с собаками.

– Временами отец брал меня на псарню.

– И что, ты совсем не боялся? Она ведь выглядела, как бешенная.

– Боялась собака.

– А что ты будешь теперь с ней делать?

– Подлечу лапу и пристрою куда-нибудь.

– И часто ты занимаешься подобными делами?

– Как придется.

– А ты не слишком разговорчив, – заметил высокий мальчик.

– Мы не знакомы.

Высокий мальчик остановился. Улыбка осветила его лицо, сделав светлые глаза совсем голубыми.

– Мое имя Дарти Гардуэй, – сказал он.

– Хорвин Ристли, – сумрачно ответил его новый знакомый.

Тот случай положил начало их знакомству. Сближению Хорвина и Дарти не препятствовала ни разница в возрасте (Дарти был старше), ни различие в характерах. За легкий, веселый нрав, за широту и задор Хорвин многое прощал Дарти: и его непостоянство, и недостаток серьезности. Не смог простить только одного: беспечного отношения к женщинам. Первая же измена Дарти стала причиной их разрыва.

Жизнь развела их, сделав жителями разных городов, и Хорвин постарался забыть, что некий Дарти Гардуэй был ему дорог. Но полностью вычеркнуть из памяти дружбу не так-то просто, как не просто забыть и то обстоятельство, что Дарти всю жизнь предстояло носить на теле отметину – изуродованное левое ухо, след состоявшейся между ними дуэли.

Прошло немало лет, и Дарти объявился в Хардоне. Старая дружба дала новые ростки, они вновь были нужны и интересны друг другу, но теперь в их отношения вкралась иная тема: Дарти оказался тем единственным человеком, кто смог заменить Хорвина в сердце Элисы. Теперь беспокойство Хорвина за судьбу Элисы сменилось другой тревогой – сможет ли она ужиться с непрекращающейся влюбчивостью Дарти. С этими невеселыми мыслями Хорвин и ехал сейчас в Кардаполь.

…

Гостиная, где они находились, была одним и самых роскошных помещений особняка. Кресла с витыми ножками, не только изящные, но и удобные, расписные круглые столики, роскошные вазы и статуэтки, обилие картин, среди которых выделялся огромный портрет Элисы, все создавало атмосферу праздности и беспечности.

Элиса возбужденно ходила по комнате. Ее прекрасные полные руки были заломлены, как у героинь античных трагедий.

– Ты не представляешь себе, как это тяжело. Ежедневно, ежеминутно осознавать, что тобой пренебрегают.

Приютившийся в одном из кресел Хорвин наблюдал за ее метаниями.

– Тебе кажется, что Дарти тебя разлюбил?

– О, он не прекращает говорить о любви ко мне. Я получаю признание за признанием.

– Но ты ему больше не веришь?

Элиса безнадежно махнула рукой: