Дитрий Волгин - Авторы XXI века. Июль 2020

Уродство ей синоним! Но другие
Увидят (умудряются увидеть)
Искомое…
А может… Может в книгах
Скрывается заветное Оно,
Что ищем в каждой личности, судьбе,
Что ищет он в тебе или во мне?..

Найду ли истину во тьме,
В сияющей звезде, что так учтиво
Мерцает пламенным и ярко синим,
Чтоб кто-нибудь молился на неё?
В тишине, в безмолвии, смотря в окно…
Окно…

Весь мир в окне, и он у ног твоих.
А мы плутаем рядом, не находим,
Теряем мимолётности, и вроде
Мы не бездействуем, но без суеты
Увидим больше в повседневности,
В житейской мудрости да в верности.
Окажется, ответы так просты…»

Крутится здесь глобус, на моём столе.
Сыплется бумага, как лист в сентябре.
Кружится планета, словно глобус мой.
Как же жить мне дальше с такою головой?

Иногда мне кажется,
Что голова планеты – Россия.
А её ржаные поля —
Это волосы золотые.

Ветер гоняет волну по траве,
Под шум раскалённой зарёю природы.
В волосах России нет вшей,
В волосах России только свобода.

Ветер гудит меж кирпичных домов,
Дождь стучит им по крышам,
Молний раскаты и грома удары
Встали над городом выше.

Дождь. Ударив карниз,
Разлетаются мелкие брызги.
Ветер, в окно загоняя порывы,
Ставит меня с ними близко.

Ветер ломает берёзки двора.
Молнии бьют одиноко.
Кошка спокойно сидит у меня.
Она тоже немного промокла.

На улицах нет ни души.
Одинокий проспект под грозою.
Ночь, молнии, град,
Пугающий ветер и ливень стеною.

Фонари под ветром стоят,
Их поливают дожди,
Светят они этой ноченькой зря.
На улице нет ни души.

Заберите меня на юг,
Птицы, парящие в небе.
Я вам тоже что-то спою,
Когда мы присядем на берег.

Улететь бы мне с вами,
Лебеди белы мои,
Но я, как дефектный избранник,
Крылья посеял свои.

Унесите меня, пожалуйста, утки,
Я вас сильно не потесню.
В небе ведь места так много.
Неужели не хватит ещё одному?

Когда пойду я по свету скитаться,
Тот свет будет Русью моей.
И я буду земле улыбаться,
И я буду счастливей людей.

Провоняю я дёгтем и сеном,
Буду воду я пить из луж,
Буду жить я в лесах неумело,
И меня приютит к себе глушь.

Буду есть, что подарит тайга,
Буду спать у костра, улыбаясь,
Моей ванной будет река,
Моей лампой – луна, просыпаясь.

Я никогда не пройдусь по паркету,
И не сяду за руль дорогого авто,
У меня не будет дома для отдыха летом.
Всё это совсем не моё.

Эй вы, лошади, куда вы гонитесь?
Зачем вам бежать по полям?
Заместо вас уже люди придумали
Замену настоящим коням.

И железные звери рычат на дорогах,
И железные птицы над нами летят.
Убивают они понемногу,
Вас, красногривых моих жеребят.

Все сёдла сожгли, а вас на мясо пустили,
Жалко мне вас, лошадей.
Покажите мне, где те люди гнездились,
Которые убили коней?

Я приду к ним с табуном лошадиным,
И пробьём им копытом станки,
Чтоб больше вовек не рычало
Стальное зверьё у реки.

Я ждала декабря. Ты же помнишь, что он означает.
Даже просто звучание слов «декабрю», «в декабре».
Фонари за окном обезумевший ветер качает,
Нет опоры домам, и бескрайняя ночь на дворе.

Я ждала декабря – голубого, стального, шального,
Я молила об этом хоралом земных голосов,
Чтобы плакать, смеяться и пробовать – снова и снова —
Выкликать твоё имя. Сквозь годы. Как вызов. Как зов.

Я ждала декабря, сквозь хрустальную россыпь метели,
Слыша шелест литавр и гобоя тягучую нить…
Про себя повторяя слова, что когда-то не смели
Мы не то что друг другу – себе в тишине повторить.

Чем он станет для нас – друг на друга совсем непохожих,
Но почти близнецов на бескрайней ладони зимы?
Я ждала декабря. Ты признайся, что ждал его тоже.
И забытого слова – короткого, честного «Мы».

Я ждала декабря, не стремясь ни к вершине, ни к цели,
Вспоминая о прошлом и сердце открытым храня…
Только первые свечи адвента сквозь сумрак горели,
Маяком для потерянных душ… Для тебя. Для меня.

По вечерам,
В декабрьской тишине,
Ещё неслышной музыки вначале
Ищу стихи, которые во мне
Твоим – и только! – голосом звучали.

Сквозь толщу лет,
Прошедших кое-как,
Сквозь лёд обид
И ярости зарницы
Стихи во тьме сияют,
Как маяк,
И нотами ложатся на страницы.

Они плывут из чёрной немоты,
Прерывисто,
Надсадно,
Глуховато —
Я просто помню, как читал их ты.
Мне их читал
В непрожитом «когда-то».

Год на исходе. За окном темно.
Промозглый ветер.
Деревца нагие.
…Но мы с тобою снова заодно —
И с нами Бродский,
Штейнберг
И другие.

Комната треснула. Ветер сдувает стены.
Вьюга метёт сквозь заваленный снегом двор.
…Он ненавидел Смерть до кровавой пены.
Смерть отомстила. Выстрелила в упор.

Дети боятся его отпускать из дома —
Может пропасть, подраться, сойти с ума.
…Давят на горло труб жестяных изломы,
Валятся навзничь в судорогах дома,

Люди похожи на трупы. На крыс. На плесень.
Из репродукторов желчно грохочет медь:
«Меньше страдания!» «Больше весёлых песен!»
…Сердце не хочет ни биться, ни жить, ни петь.

С кем ты мечтал сражаться, дурак в квадрате?
Что доказал, доморощенный Дон-Кихот?
Лучше не возвращаться. Довольно. Хватит.
Ты уже сдох. А мир без тебя живёт.

…Он возвращается. Съёженный. Злой. Усталый.
Чай наливает. Тихо включает свет.
Смотрит в окно сквозь глухие, как боль, кварталы.
Плачет.
Молчит.
…И пишет Седьмой квартет.

Так и представила – ты приползаешь с работы,
Лезешь в бездонный рюкзак, возбуждённо дрожа
И достаёшь, продираясь сквозь книги и ноты,
Вечный, как смерть, Доширак – и бутыль «Гаража».

Это – Обычай. Традиция. Догма. Константа.
Пробка бесшумно и быстро летит в темноту…
…И ощущаешь мгновенно чутьём арестанта
Еле заметный комочек бумаги во рту.