Николай Бредихин - Галактический человек. Фантастический роман

Теперь настал черёд Продвинутому ретироваться.

– Ни в жизни, ни в смерти… – пробормотал я ему вслед.

Он обернулся. Чувствовалось, что я добил его окончательно.

– …Бог не покинет нас, – ехидно закончил я свою фразу.

Я с нетерпением ждал Фарисея. Тот не замедлил появиться с сиропной улыбочкой на губах.

– Ни в жизни, ни в смерти, – поспешил он поприветствовать меня.

– Бог не покинет нас, – эхом отозвался я.

– Да, здорово сказано, – восхитился он. – «Гелекси не умирают, они уходят». Минимум, что они могут сделать – запечатлеть свои мысли, память о себе, сохранив их в веках или хотя бы для потомства. Максимум – сохранить свою плоть (то бишь первую оболочку) для последующего воскрешения, ведь медицина сейчас шагает, будто в семимильных сапогах. Собственно, мы сказали вам сегодня всё, что могли, но в награду за этот великолепный слоган: «Гелекси не умирают…» и пароль – приветствие-прощание, я приоткрою вам ещё одну тайну: быть гелекси непросто, это не только большая наука, но ещё и хоть и весьма насыщенная, но полная опасностей жизнь. Приведу лишь одну из наших нравственных заповедей: «Война всему, что убивает». Как видите, не такие уж мы пушистые. Так что без труда можете себе представить, сколько у нас врагов. Вы должны понять: мы не хотим власти над миром, предел наших мечтаний – отстоять, сохранить себя. И чтобы нам никто не мешал при этом. Но слишком многих не устраивает такое положение вещей. Этим людям куда удобнее было бы видеть нас в привычном состоянии – рабами.

– То есть, если быть кратким, – поморщился я его велеречивости, – гелекси – это люди «второй оболочки»? В ней начальная и конечная цель их устремлений? Разными могут быть лишь пути её достижения.

Фарисей некоторое время помолчал, ошарашенный. Затем кивнул:

– Что ж, и за это рассуждение спасибо. Оно не уменьшит количество наших врагов, но вполне может умножить число наших сторонников.

Оставшись один на один с металлическим ящиком, вынутым из банковской ячейки, я минуты две помедлил, не решаясь повернуть ключ. Слишком многое зависело от того, что там внутри могло находиться. Европа не Россия, цены здесь на всё бешеные, а у человека, который скрывается, ко всему прочему расходов куда больше, чем у того, кто живёт отлаженной, легальной жизнью. Так что не мудрено, что за год я основательно поиздержался.

Много раз я пытался решить вопрос заранее: что я буду делать, если «клерки» забракуют тот материал, что я им представил? Разорвать в одностороннем порядке наши отношения, какими бы последствиями мне это ни грозило? Стерпеть, утереться, устроиться где-нибудь на работу, как-нибудь просуществовать ещё один год?

К счастью, деньги, ключ от новой банковской ячейки были на месте, я быстро убрал их в кейс и навсегда покинул хранилище банка «Сосьете Женераль».

Снова сто тысяч евро, новый банк, на сей раз «Креди Лионне» в Марселе, и никаких записок: инструкций, пожеланий. Тем более загадочной четвёртой тетради. Карт-бланш, который открывал мне многое. Пожалуй, идеальный вариант.

Прошедший год дался мне нелегко. Больше всего меня терзали мысли о моей семье, но по вполне понятным причинам я не решусь доверить этим страницам какие-либо подробности о своих родных и близких. Я понимал, что не смогу больше даже помогать им материально: я не мог допустить, чтобы их жизням угрожала хоть какая-то опасность, а для этого я должен был стереть их в своей памяти и так глубоко зарыться в ил, чтобы меня никто и никогда не нашёл.

Второй болью была Россия. Чужбина есть чужбина, всё здесь, на Западе, раздражало меня. «Родина нам – вся земля, где родимся и где нас хоронят» – (Катон ) . «Где хорошо, там и родина» – ( Аристотель ) . «Людей, покидающих своё Отечество для чужих краёв, на чужбине не уважают, а на Родине чуждаются» (Эзоп).

Я привык к совершенно другому укладу жизни и, хотя ура-патриотизмом переболел ещё во времена своей далёкой юности (особенно армия вылечиться помогла), представить не мог, что когда-нибудь вынужден буду покинуть родные места. Уже один тот факт, что я никогда не смогу посетить могилы родителей, отравлял мне всё моё новое существование. Однако признаться, на ностальгию у меня тоже совершенно не было времени.

Размышляя о произошедшем со мной («почему я?»), я нашёл только одно объяснение тому, что меня столь неожиданно вырвали из привычного состояния и поставили на грань жизни и смерти: мои потуги в богословии. В молодости я вполне довольствовался атеизмом, который мне вдалбливали в голову ещё со школьной скамьи, затем сам собой пришёл естественный интерес к тому, как же всё-таки на самом деле устроен окружающий мир. Однако ни одно из существующих вероисповеданий при ближайшем рассмотрении не удовлетворило меня – я так и остался на перепутье. Потом небезызвестной «перестройкой» жизнь устроила мне такую встряску, что сделалось вообще не до подобных раздумий. Сейчас, пожалуй впервые в жизни, времени пораскинуть мозгами над этим вопросом у меня было предостаточно.

Идя шаг за шагом дальше в своих размышлениях, я понял, что мои последние неудачи в поисках работы были отнюдь не случайны. Ясно было, что если бы не «клерки», работу я бы давно нашёл, да и вряд ли потерял ту, прежнюю, которая у меня до того была. Я не знаю, как именно они строили свою игру, скорее всего просто занимались каким-нибудь грубым, примитивным очернительством, тем не менее своих целей они добились, и я запутался в их сетях.

Мысли, много мыслей, безумное количество мыслей, но главный факт был всё же в другом. Ещё тогда, в самом начале нашей знаменательной встречи, я посмеялся над сроками, которые мне были поставлены, – десять лет. На ту работу, которую я выполнил за год. «Несчастье имеет свойство вызывать таланты, которые в счастливых обстоятельствах оставались бы спящими» – писал Гораций. Вполне возможно, что как раз так со мной и произошло, хотя о каких-либо подобных немалых способностях в себе я раньше не подозревал.

Но я опять не о том. «Фирс сделал своё дело…» Наверное, надо было растянуть процесс, однако не в моих правилах было играть в подобные игры. Я всегда отличался добросовестностью. Ничего не поделаешь, такая уж у меня натура.

Как бы то ни было (каюсь, я не чужд тщеславия!), из трёх тетрадей я слепил неплохую книжицу. Да, собственно, автор достаточно точно выразил свои мысли, слишком разжёвывать их не требовалось. Вместе с тем я понимал: самое вероятное, что может произойти, – в тот момент, когда моя работа будет закончена и во мне отпадёт необходимость, меня без лишних раздумий убьют. Однако всё-таки решил рискнуть. Больше всего я рассчитывал на их любопытство: что я буду делать дальше? Они вполне могли позволить себе роскошь – ещё год поиграть со мной в кошки-мышки.